Наталия Костина-Кассанелли - Последняя Золушка

Строптивых сразу же подсаживали на наркотики — и такие за дозу становились самыми послушными. Они уже сами ЖДАЛИ и ХОТЕЛИ этого!..

Наверное, я пишу немного сумбурно, а перечитывать и исправлять ничего не хочу. Мы с вами так ни разу и не поговорили, Лев Вадимович… Вы не предлагали, а я не смела. Но… вдруг вам захочется знать: я ведь так и не завела собаку! Потому что знала: рано или поздно все закончится. Я его найду и убью. А потом убью и себя. А собака останется… когда я не приду больше домой. Это с людьми можно поступать по-всякому, как заблагорассудится, потому что люди ничему уже не верят. Собаки — они другие… Их нельзя оставлять или предавать. И собаки — они для другой жизни. Счастливой. А когда несчастлив сам… нет, сейчас я начну думать, что все могло быть иначе, начну жалеть себя — а этого нельзя. Совсем нельзя! Так что расскажу вам и все остальное.

Я хотела стать писателем. Правда, хотела. Потому что мне казалось, это единственный путь выплеснуть из себя все, выгрести всю грязь, выскоблить до белого… и тогда уже можно начинать снова. Сызнова. С новой точки. И как-то жить. И дома меня ждал бы мой большой пес, и все прошлое стало бы уже действительно прошлым!

И когда я уже была готова начать все с чистого листа и приехала сюда, чтобы научиться по-настоящему, попробовать, оценить свои силы, вот тут-то я его и встретила! Когда ты считаешь, что готов забыть… и даже простить — нет, не их, их простить невозможно! — но себя… Себя НАДО прощать, хотя это и есть самое сложное!

Я встретила его здесь, куда приехала совсем за другим, и не сразу узнала! НЕ СРАЗУ УЗНАЛА! У меня даже сейчас, когда я на все решилась, перехватывает дыхание оттого, что я, оказывается, ЗАБЫЛА, каким он был на самом деле! Значит, память — это только то, что мы сами хотим помнить? И она могла бы быть и другой? Пожелай я НЕ ПОМНИТЬ — и все бы кануло? Осталось бы действительно только хорошее: как мы с Мирабеллой, которая потом стала Лизой — только потом, уже став взрослой, я поняла, почему она сменила имя! — как мы шептались ночью, сдвинув наши кровати… это действительно было здорово, и тепло, и смешно… и это и было ЛЮБОВЬЮ! А не то, что я всю жизнь искала и так и не нашла, потому что так и не научилась перешагивать грань… переступать границу. В каком-то смысле — не техническом, нет! — я так и осталась вечной девственницей… Физическая сторона отношений между полами мне до сих пор отвратительна. Но любовь — она все-таки существует, я знаю! Только не для меня… не для меня!

Я помню, как встретила ее впервые, на лестнице… она была такая растерянная, испуганная… некрасивая! Но она верила, боролась, шла вперед и в конце концов победила! А что сделала я?

Я люблю тебя, Лиза-Мирабелла… и ту, какой ты была, и ту, какой стала… Маленькую худышку с неизвестно в какую сторону смотрящими глазами, проволочным ежиком на голове и руками-прутиками… Ту Мирабеллу, с которой мы шептались по ночам и держались за руки на прогулках… Ту, с которой делились мандаринами из новогодних подарков… смешную, нелепую, неуклюжую… видевшую золото в фольге от конфет и ангелов на деревьях, и самую настоящую белую ворону! Мирабеллу-Лизу, которой повезло чуть больше, чем мне… Которая больше не косит и у которой есть НАСТОЯЩАЯ мать.

Слишком длинное получилось прощальное письмо, правда? Ну, это вы мне сможете простить, тем более что это моя первая попытка! Смеюсь и плачу одновременно… и хочу сказать, что умираю в первый раз, но потом спохватываюсь — нет… это не так! Я умирала ВСЯКИЙ раз, когда уезжала с другими в ТОЙ машине… Много, много раз умирала! «Девочка-девочка, гроб на колесиках знает, где ты живешь!» Старая страшилка, которую по ночам, в темноте рассказывают столько, сколько существуют дома для таких, как я, и которая вдруг стала явью! Он приезжал за нами, и мы умирали… умирали… умирали! Он убивал наши души, оставляя лишь оболочки… пустые оболочки!

Наверное, вы подумаете: зачем же она убила его, если даже не узнала? Да, я долго сомневалась, общаясь с ним вечер за вечером и шарахаясь от одной вероятности к совершенно противоположной. Он ничем себя не выдал, не проговорился, не прокололся. Но он и не стал бы говорить со случайной спутницей ОБ ЭТОМ! И люди бывают очень похожими, очень! И в конце концов я все-таки проверила, он ли это. Не сама, нет. Я бы не смогла этого, нет, нет и нет! У того, которого я убила, была метка, слишком интимная, чтобы ее можно было увидеть просто так. Прежде чем идти дальше, я желала удостовериться. Я заплатила одной из наших, но он заметил, как она зачем-то исподтишка фотографирует его обнаженным после секса, и все едва не закончилось трагически еще для одного человека. Он сломал ей руку и едва не задушил, когда пытался вытрясти, кто ее послал и зачем. Фотографий я не получила, но они, собственно, были не нужны: это однозначно был ОН.