Сергей Федоранич - Бог тебе судья

— Раньше было нельзя, — покачала головой прокурор. — Тогда у нее был еще один любовник, Николай Кантель, который держал все под контролем. С его помощью она могла что-то контролировать, но, когда его убили, все вышло из-под контроля. И она убила бы всех, если бы смогла сама забрать документы и Лилиан, но ее задержали.

— Полный бред!

— И тем не менее все доказательства указывают на это. У меня вопрос к вам: вы утверждаете, что Кристина — не тот человек, который может совершить преступление, тем более такое зверское. Я права?

— Да. Кристина сердобольная, она любит людей, она хотела достичь того уровня, при котором люди не будут убивать себя, а будут жить. Она не убийца.

— А кто вы такой, что можете делать подобные выводы? Вот я, глядя на вас, никогда бы не сказала, что вы бросите свою жену в психиатрической лечебнице, разведетесь с ней и забудете навсегда.

Меня бросило в жар. Я приказал себе не открывать рот ровно до тех пор, пока мысленно не сосчитаю до ста. Иначе я выйду из себя, и ничего хорошего из этого не выйдет. Мне показания в принципе не нужно было давать, но у Мечинского истощились все ресурсы.

Прокуратура упорно настаивала, что Кристина создала что-то вроде секты, где над людьми ставились опыты. Согласно обвинению, ей помогал Николай, который управлял силовой частью общины, обеспечивал охрану и был любовником Кристины. Часть людей, которые хотели выйти из секты, боялись жесткой руки Николая, поэтому пытались собрать единомышленников, чтобы вместе противостоять этому. Следствию не удалось разыскать всех членов общины, Кристина их не выдала, что было истолковано не в ее пользу. Но тех, кого нашли (преимущественно родственников погибших людей), допросили и получили более-менее вразумительный ответ — это была секта.

Документов и каких-либо сведений ни в бункерах, ни в самой деревне обнаружено не было, доказать письменно они ничего не смогли, но свидетели вдруг запели стройно одну и ту же песню: их родственники собирались вернуться домой, но боялись уйти. И вот они мертвы. Те, кто остался, были заперты в бункере, их не выпускали бы до тех пор, пока Кристина бы не установила, что они все остались верны. Но планы порушились, потому что Николай Кантель был убит озверевшим Денисом Елизаровым, и Кристину арестовали. Тогда она попросила своего второго любовника (то есть меня) забрать все ценное из деревни и, видимо, попросила еще кого-то через адвоката Мечинского взорвать деревню, как только я и Лилиан ее покинем. Ее приказы были выполнены. При этом Кристина знала, что на территории деревни ведутся следственные действия и могут пострадать люди. Ее целью, как предполагает следствие, было уничтожить людей в бункере и людей из следственной бригады, чтобы замести все следы.

Обвинение было настолько абсурдным, что мы с Рождественским забыли про свои обиды и активно подключились к делу, пытаясь помочь Мечинскому вытащить Кристину. Невооруженным глазом было видно, как прокуратура сшила дело из тканей разного рода, силком их стянув, теперь все дело трещит по швам, но прокуратуре плевать: считая, что дело есть прочный батут, прокурор уверенно прыгает на нем, стараясь взлететь все выше и выше.

Мои показания в деле должны были подтвердить, что Кристина не имеет отношения к убийствам. Мечинский должен был остановиться на том, как я передаю слова Кристины об угрозах, и не двигаться дальше, где я забираю Лилиан и документы. Но мы спорили сутки до заседания, и адвокат, видимо, переговорив с Кристиной наедине, решил этот вопрос также раскрыть. По их мнению, мои слова должны подтвердить, что Кристина была плохим организатором, но она не собиралась никого убивать. Внутри общины образовалась вражеская группировка, и Кристина понятия не имела, кто есть кто. Если бы она была организатором убийства, она бы прекрасно знала, кто друг, кто враг (скорее всего, все бы были врагами), но она не знала этого, поэтому попросила увести Лилиан и забрать документы. Но прокуратура вывернула это таким образом, что Кристине просто нужно было снести все, чтобы не в чем было разобраться. И их теория выглядит правдоподобнее идеи Мечинского. Я это видел по настороженным взглядам присяжных.

— Позвольте я еще раз уточню: вы уверяете, что хорошо разбираетесь в людях и можете определить, кто человек хороший, а кто нет. И кто способен на преступление, а кто нет, — продолжала прокурор. — Но при этом вы сами совершили преступление. Я знаю, что уголовный кодекс не предусматривает наказания за оставление своей супруги в беде, но это нарушение клятвы, данной вами перед Богом. Для вас это, видимо, пустой звук. Если вы хотите знать, вашей бывшей жене еще хуже, чем до вашего развода. Ее состояние ухудшилось, она снова впала в кому… А, постойте, вы ведь и не знаете этого. Вы же решили, что после развода не имеете отношения к этой бедной женщине. Я вам расскажу. В очередной из приступов она упала с кровати, при этом она была зафиксирована. И кровать перевернулась вместе с ней. Она размозжила себе голову и получила травму. Она выходила из комы, у нее была ремиссия на несколько недель, и мне даже удалось с ней поговорить. Она все понимает и на вас не в обиде. Но несколько дней назад она снова впала в кому, и врачи говорят, что уже не выйдет, начался сильный отек мозга. Я хочу сказать, что такой человек, как вы, не имеет морального права давать заключений о других людях, если речь идет не о недостойных чертах характера, в которых вы, очевидно, специалист. Вы час рассказывали, как хорошо придумали Кристина и единомышленники, какие они молодцы… Вы пели оды ее характеру и добросердечности, но что вы об этом знаете? Ровным счетом ничего. Поэтому слова этого свидетеля прошу учитывать только как фактуру: подсудимая попросила его вывезти из деревни все самое ценное — Лилиан и документы, чтобы беспрепятственно взорвать ее, при этом понимая, что от взрыва погибнут как люди в бункере (ведь она думала, что они там есть), так и следственная группа, работавшая наверху. На этом у меня все.