Любовь Шапиро - Я люблю дышать и только

— Посидите со мной, мне так одиноко и страшно здесь. А сменить эту квартиру я не смею. Фрося умрет. Она же у нас главный хранитель оставшихся традиций и воспоминаний.

— Вам не напоминает все это, — я обвела рукой квартиру, дом с приведениями?

— И что? Какое все это имеет теперь значение. — Петр Игнатьевич шел тихими шагами, почти на цыпочках, как и тогда в нашей далекой юности.

— Петр Игнатьевич, не хочу вас отвлекать надолго. Меня интересует, как бы это правильно сформулировать, — я замолкла, слова застряли в горле.

— Говорите, теперь уж тайн нет. Все тайны они унесли с собой, — он отвернулся к буфету с зеркалом, и в нем отразилось жесткое, решительное лицо с горящими глазами. — Мои девочки прятались от нашего «генералиссимуса». Мы все боялись не выполнить ее приказа. Сейчас часто сижу и думаю — почему?

— Может, «А.В.» хотела от вас именно то, на что вы были способны, но боялись делать шаги самостоятельно. Почему вы не стали певцом? Мне показалось, что у вас красивый тембр.

— Мама меня не очень жаловала. Я был похож на отца. История их «теплых» отношений вам известна?…

Я кивнула головой и, затаив дыхание, стала слушать дальше.

…так что я почти сразу был сдан на руки Фросе. Она и стала моей мамой. Ей я жаловался и плакал в фартук. Она единственная, кто мог хоть как-то возражать «А.В.». Однажды, она пришла к матери и сказала, что надо бы меня отдать в музыкальную школу. Я часто, когда никого не было дома, садился за рояль и подбирал мелодии и даже сочинял. Когда у меня установился голос после мутации, то выяснилось, что у меня хороший, конечно, не поставленный, но сильный голос. За таким приятным занятием меня в один «прекрасный» день меня застала «А.В.».

Видимо, она долго стояла в дверях и смотрела на мое упоение музыкой и собой.

— Закрой крышку рояля, — услышал я шипение родной мамочки. Ты расстроишь его. Затем она вошла, грозно шурша юбкой. Вы не знаете, почему она носила только ткани, которые издавали звуки. Я понял только недавно, чтобы люди запоминали, что вошла именно ОНА. И настроение тоже ее сразу было понятно по звуку шелеста одежды. Словно нотная гамма. Это я вам, как музыкант говорю. Мать подошла ко мне, тихо закрыла рояль, погладила крышку инструмента и внимательно разглядывала меня. Я не сомневалась, что от двух таких певцов должен был родиться музыкант. Это славно. Но, видеть в своем доме копию Игнатия, да еще слышать тембр его голоса я не смогу. Я редко признаюсь, что есть вещи, которые меня могут надломить. Твой облик и голос именно то, что будет ломать меня.

— Я попытался взбунтоваться и крикнул ей, что могу уйти и без ее помощи стать звездой. Ты только мечтала об этом, а я смогу.

В этот момент я вспомнила, что пришла совсем по другому поводу, но останавливать я не хотела и не могла. Я продолжала слушать исповедь нереализованного певца.

…мать грустно посмотрела на меня, — продолжил Петр Игнатьевич. — взяла за подбородок и раздельно и четко сказала, что если я ее брошу, то я ничем не отличаюсь от своего отца, который не просто бросил меня, а предал и сломал жизнь. После этой отповеди, лицо ее просветлело. «А.В.» вспомнила, что я неплохо понимаю в биологии. У меня в комнате всегда были рыбки, хомячки и прочие животные малого размера. Я много читал о том, как их кормить, где они обитают и всякую разную зоологическую информацию. Я не смог ее бросить. Теперь я думаю, что она меня просто шантажировала, маленького любящего мальчика.

— Нет. Она действительно боялась потерять тебя, — в дверях стояла такая же высокая и статная, как и ее хозяйка, хоть и очень пожилая, Фрося. — Ты не помнишь, но она даже попросила меня постричь тебя по-другому, надеть очки. Ей вдруг пришло в голову, что Петя, который много читал, слишком низко наклоняется над книгами и тетрадями, потому что у него развивается близорукость. Очки были тут же куплены, даже без проверки зрения. Там были простые стекла. Ты, мой дорогой сынок не знал этого. Как и усы, бороду, которые ты носишь всю жизнь, тоже результат твоей невероятной схожести с отцом, который всегда был тщательно выбрит. В общем, поломала, можно сказать, хозяйка Пете его стремления, но академиком он стал, и «А.В.» гордилась этим.

— Вы больше никогда не писали музыку? — удивилась я. — Это-то можно было делать и в отсутствие строгой наставницы жизни?

Фрося и ее воспитанник весело засмеялись.

— Вы разве не знаете, что вся музыка для Алисиных представлений писал Петя. Мы обманули самую прозорливую Даму. Я ей втюхала, что в моем маленьком городке живет молодой композитор, который пишет уникальную музыку, но он инвалид и приезжать не может, общаться по интернету с ним легко. Петя же всю жизнь играл на своем письменном столе. Он написал ноты и играл — разрабатывал руки и придумывал музыку. Как Бетховен, не дай Бог, перекрестилась Фрося.