Любовь Шапиро - Я люблю дышать и только

— Я больше не хочу быть ее тенью и восхищаться ее неординарностью и той судьбой, которую приготовила ее бабушка.

— Так и не восхищайся. Выскажи свое мнение. Ты хоть раз пробовала? — Я с интересом смотрела на удивленное Санькино лицо.

— Мне даже в голову не приходило. Ты думаешь, стоит попробовать? — она с надеждой смотрела то на меня, то на мать.

— Только не сегодня. Я тебя умоляю, — Вера Николаевна поцеловала дочь и тихонечко стала подталкивать ее в сторону дома.

— Переспи с этой мыслью, а в завтра пойдешь в бой, — я чмокнула обеих Дашковых и повернула обратно к рынку. Ещё по списку оставалось купить ровно половину.

Я выбрала себе наряд, который можно было бы назвать лёгкий траур без излишнего подчеркивания моей неутешности. Серо-чёрный вязаный свитер и серые в чёрную крапинку брюки. Слегка подкрасившись, я разрыхляя сугробы, пошла ловить такси. Моя машина стояла у Останкино.

Филипп Сергеевич уже ждал меня у кафе, переминаясь с ноги на ногу. Посмотрев на часы, я поняла, что опоздала на полчаса.

— Извините, пробки, — скорчила я печальную гримаску.

— Не важно. Столик нас ждёт.

О чём он собирается меня расспрашивать? Я не представляла и на всякий случай молчала, как просил меня Тим.

Мы также молча сели и уставились в изучение меню. Исследовали мы его долго, так что официант подходил несколько раз и предлагал помощь, думая, что франко и англоязычные слова лишили нас аппетита и главное мы не можем их произнести вслух из-за плохого образования.

— Вы есть хотите? Спросил мой кавалер.

Я решила, что у него мало денег и остановилась на кофе Лате и маленьком пирожном.

— Я поем по полной программе. Замерз, пока вас ждал, — с укоризной произнес он. — Кроме того, в прокуратуре такого не подадут.

Мы нашли столик в дальнем углу, почти у кухни. Оттуда раздавались вкусные запахи пряностей, чей острый вкус перекрывала ваниль. Казалось, все блюда, подаваемые в зал, подслащены и покрыты белым, как снег, ванильным сахаром.

Снег же за окном, напротив, был серо-чёрным, ползущим по лужам, останавливающийся в них и превращающийся в воду. Посмотрев через забрызганное окно, кое-где тщательно протертое уборщицей, я увидела, как «ангелы сворачивают облака», закрывая лёгкие, недолговечные лучи солнца. Лёгкое апокалиптическое состояние наблюдалось и у меня, в преддверии предстоящего разговора.

Мы, наконец, освободили официанта, который, сначала, испытал чудовищное разочарование от моего скромного заказа, а после его ожидала большая радость и думаю прибыль от аппетита Филиппа Сергеевича.

— Так, о чём мы с вами будем говорить, уважаемая Кира Александровна.

— Вы должны мне сказать, что вы хотите услышать, — я глотнула кофе и удивленно и наивно посмотрела на визави.

— О чём вы думаете? — Филипп Сергеевич смотрел на меня неотрывно. Видимо, пытался угадать ход моих мыслей. Знал бы он, как они далеки от интересующей его истории.

— Я мечтаю о лете, — честно призналась я.

— Кира, так дело у нас не пойдёт, — следователь надавил на костяшки моих пальцев.

— Начался допрос с пристрастием? — Пыталась я отшутиться.

— Вы же не кокетливая дурочка, которая станет валять дурака, то есть меня в шоколадной глазури лжи, — Филипп Сергеевич с неодобрением посмотрел на залитое шоколадным потоком пирожное и резко отодвинул его.

Я смотрела на его манипуляции с тарелкой и чашкой кофе, который потихонечку разливался в блюдце, и на пальцы, перемазанные шоколадом.

— Дать салфетку?

— Нет, пойду отмывать руки и…

— … и с чистыми руками и совестью начнете меня допрашивать. Да? — Я придвинулась ближе к столику, чтобы следователь мог протиснуться.

Пока он отсутствовал, я думала о Штирлице, который в одной из серий сказал, что запоминается последнее слово в разговоре. И пыталась его придумать. Пока, что у меня не возникало даже первого.

Я не смогу ему объяснить наши поступки и взаимоотношения тех беззаботных лет. Я бы с удовольствием и сама не возвращалась в ту эпоху. Но, думы перебивали друг друга, выстраивали в ту хронологию, в которой происходили бытия.

— Ну что придумали, что говорить или попьём кофейку и разбежимся. Позже, я вызову вас в прокуратуру и, вы под протокол, расскажете вашу версию событий.

— Нет у меня никакой версии. Я понятия не имею, что могло произойти, — я чуть не плакала, потому что Филипп Сергеевич хмуро смотрел, поджимал губы и не верил ни одному слову.

— Бросьте играться. На вас уже оглядывается все посетители кафе. Последний раз спрашиваю: У вас есть, что мне сообщить без протокола. Хотя бы ниточку, за которую я потяну, — почти умолял следователь.