Оксана Обухова - Флаг, барабан и паровоз

Серьезная засада. Если воры уже, так сказать, официально признали деньги своими, то о полицейской крыше можно позабыть. Впишешь Муромцев, отдашь им компромат с модестовской заначкой, и за пропажу денег спросят, где б ты не спряталась. Хоть в Москве под боком у Мирона, хоть в гостях у африканского черта, в самой непроглядной заднице – разыщут и предъявят.

Но впрочем… чего-то подобного Евдокия уже ожидала.

– Кость, я еще с Иванычем не встречалась и не разговаривала. Но почему-то я уверена, будто он думает, что о модестовской заначке я знаю больше остальных. Раз Линку умыкнул и держит.

– А ты не знаешь? – хмыкнул Семинарист.

– Нет! Клянусь, что нет! – Евдокия истово вытаращила глаза и приложила ладони к груди.

– Тогда есть вариант, – с облегчением улыбнулся хитроумный делец. – Я договариваюсь с Воропаем, ты на наших глазах проходишь полиграф, Иваныч этой машинке почему-то верит, тем более что специалист у него есть свой. Надежный…

По мере продвижения идеи с детектором лжи у Евдокии мертвело лицо. Костя это заметил и «Воропаев сам задаст тебе пару вопросов» говорил уже без воодушевления. Поморщившись, оборвал монолог и продолжил уже с многозначительными паузами:

– Вон оно, значит, как… Полиграф ты не пройдешь… Прости, что предложил.

Когда Землероева не бросилась отнекиваться, лицо портовика сделалось совсем кислым.

Через минуту Евдокия поняла, что огорчила теневого воротилу.

Палыч прогулялся до бара. Накапал себе и гостье коньячку, вернулся за стол. В процессе подумал.

– Давай договоримся сразу, Евдокия, – мотая по стенкам бокала темно-янтарный коньяк и глядя, как тот вальсирует, заговорил Семинарист. – Ты перестаешь изображать артистку погорелого театра и говоришь по-чесноку, я пытаюсь тебе помочь. Подчеркиваю: к обоюдному удовольствию. – Константин в упор поглядел на визави Землероеву.

Девушка кивнула.

– Какой твой интерес?

– Разумеется, не денежный. Деньги ищут только дураки. Серьезные люди ищут информацию. – Митрохин встретил в глазах Дуси понимание, москвичка перестала разыгрывать простушку. – Модест много инфы насобирал за эти годы, и если она всплывет… Мне продолжать?

– Не надо.

Модест Казимирович жил в доме покойного Ильи Владимировича, к которому за советами частенько наезжали сыновья. Казимирович наладил прослушку кабинета Ильи Муромца и черпал, так сказать, горстями самую горячую информацию из порта и ГУВД. Наладил бизнес. Стал тайным информатором двух группировок – воропаевцев и пролетарских. Себя назвал Доброжелателем.

Митрохин усмехнулся:

– Я мог бы навешать тебе лапши, сказать, что, всплыви информация, мне светит десять лет с конфискацией… Но это, Дуся, чепуха. – Семинарист вяло махнул рукой с ухоженными перстами. – Адвокаты у меня хорошие, а жабры скользкие… Я о другом. Порт, как ты понимаешь, предприятие своеобразное, через него протекают дела многих людей. И иногда мы – местные – бывали не правы. Такая уж у нас юдоль и хлеб насущный. Порой по незнанию, порой сребролюбие одолевало… а пару раз по чистой несознанке – ибо не ведали, что творили… Короче, мы больших людей зацепили, – внезапно и резко подытожил Константин.

– В прошлом году ты говорил, что Доброжелатель вас с воропаевцами лбами стукнул. И это было сделано намеренно. Ты потому его и искал, что хотел предъявить.

Семинарист тоскливо улыбнулся:

– Так то было сказано в прошлом году, Дуся. То были свои разборки, местечковые: на месте порешали и разошлись. Чепуха, а не проблема.

– Хороша чепуха, – мысленно пересчитав мертвецов, пробормотала Землероева.

– «Есть пути, которые кажутся прямыми; но конец их – путь к смерти». Теперь ты знаешь все. Перехожу к обоюдному.

Митрохин откинулся на спинку кресла. Долго и внимательно смотрел на Дусю.

Выдавая сыщице признания, Семинарист ничуть не переживал, что та начнет болтать. Во-первых, уже знал, что Землероева – могила. А во-вторых, после реакции Дуси на полиграф он, можно сказать, держал ее за уши и язык. Посадил в свою лодку и дал весла.

– Слушаю внимательно, – кивнула Евдокия. По сути дела, ситуацию можно повернуть двояко, и, если поступить с разумной осторожностью, Митрохин уже сам никуда не денется. Вписался и поможет.

– Не знаю, как поступит с добытой информацией Иваныч, но лучше он, чем Муромцы, – задумчиво заговорил Семинарист. – Я в свою очередь скажу: мне бы очень… очень хотелось, чтоб эта информация исчезла . Причем не попадая ни в чьи руки. Кроме твоих, разумеется.