Оксана Обухова - Пока телефон не зазвонил

Темпераментного многоженца Адама Сулеймановича Идрисова подвели обычная человеческая жадность, слепая вера в счастливую звезду и типичная для каждого горца любовь к оружию. Иначе, он ни за что не стащил бы из квартиры случайно знакомой Раечки наградной пистолет ее деда.

Но нашумевшая позже история, надо сказать, и стартовала незатейливо: Раису Идрисов приметил в элегантном ресторане, где моментально завязал знакомство. Блондинка щеголяла ошеломительными бриллиантовыми серьгами, увесистым кулоном и дорогими кольцами, одно из которых было явно обручальным. Шикарный облик дополняли небрежно наброшенный на плечи норковый палантин и томный с поволокой взор сытой скучающей бабенки.

Легчайшая добыча, решил Адам, считавшийся большим специалистом по скучающим замужним. С подобными мадам проблем не возникало: проснувшись утром и обнаружив исчезновение любовника, колец и палантина, такие тетки не бегут в полицию, а начинают измышлять изобретательные враки для мужей-рогоносцев. Пропажу бриллиантов тихо списывают. Забывают, как кошмарный сон.

Надо сказать, что именно в расчете на «забывчивость» блудливых дамочек, Идрисов никогда не подчищал квартиры женщин дочиста. Брал мало и не огорчался сильно, когда мадам вела его в отель, где расставалась лишь с «нательным».

Так получилось бы и в этот раз, не приведи Раиса темпераментного горца в пустующую квартиру деда.

Войдя в прихожую, Раиса походя обмолвилась: «Мой дедушка был генералом». Уцепившись за оговорку Раи «был», Идрисов посчитал, что дедушка покойный. Обычный войсковик.

Ошибка вышла. Дед оказался генералом КГБ в отставке и к тому же здравым, бодрым, но временно отъехавшим на санаторное лечение.

Измотав Раису сексом и усыпив мартини с капелькой клофелина, Адам Сулейманович неторопливо прошелся по трехкомнатным генеральском хоромам. Из чистого любопытства обшарил тумбы и шкафы, скрепя сердце, оставил в покое отличный цейсовский бинокль и часы «Ролекс» с поздравительной гравировкой на задней крышке. (Списать в отвал пропажу мужских цацек не позволит даже самая сильнейшая женская «забывчивость»!) Душа и руки дрогнули, когда в нижнем выдвижном ящике письменного стола в самом дальнем углу под вором бумаг обнаружился ПМ. Пистолет Макарова лежал на зеленом сукне в деревянной коробочке, пах и выглядел так изумительно, что сердце и дыхание джигита сбились с ритма.

Мечта! Воплощенная в металле. И упаковка патронов в придачу.

И дела нет, что у мечты изъян имелся. В виде благодарственной таблички на рукояти. Вороненая сталь и внушительная тяжесть пистолета на какой-то момент чуть не заставили многоженца Идрисова забыть о четырех «голодных» детях в трех городах бывшего Советского Союза!

Об отпрысках Адам Сулейманович все же вспомнил, когда запихивал в карман пальто позвякивающие драгоценности мадам. Но уйти из квартиры генерала без ствола он так и не смог. Два раза возвращал ПМ в ящик под бумаги, дважды несся за ним обратно. Здравый смысл специалиста по бабенкам твердил: «Адам, оставь железо здесь! Ствол это серьезный головняк!» Горячая южная кровь стопроцентного джигита бурлила, булькала, упрашивала: «Адам, Адам, возьми его, возьми! ПМ лежит в самом дальнем углу. О нем забыли! Райка может вообще не знать, что у покойного деда ствол имелся!»

В общем, в споре между здравым смыслом и горячим темпераментом, победа осталась за последним. Адам Сулейманович положил ПМ в карман кашемирового пальто, от чего правая пола существенно оттянулась под вороненой тяжестью… Идрисов погляделся в зеркало прихожей: оттуда на него смотрел МУЖЧИНА. С прямой спиной, орлиным взором и выпуклостью на кармане.

Понравившись самому себе, Адам Сулейманович вышел из квартиры и захлопнул дверь, не преминув стереть отпечатки пальцев и на ее ручке. Легко сбежал по ступеням подъезда к парадной двери.

Примерно в это же самое время следователь по особо важным делам майор юстиции Станислав Петрович Гущин, позевывая, спускался по ступеням своего подъезда. Его правую руку оттягивал поводок, прицепленный к ошейнику миниатюрной рыжей таксы Зойки. (Тут надо добавить, что кличка славной заграничной собаки была иной — длинной, заковыристой и труднопроизносимой для русского человека. Включала в себя даже приставку «фон». Но Гущин, едва увидев крохотное лысоватое существо, подаренное его маме Маргарите Павловне на день рождения, недоуменно высказался: «На мой взгляд, мама, это не совсем собака. Это червячок на лапках… заноза какая-то». В результате домашнее прозвище «Заноза» за псинкой зацепилось, но позже трансформировалось в более удобоваримую «Зойку» и получило отчество «Маргаритовна». Гущин, правда, в минуты благодушия продолжал именовать таксу «Занозой», но уже «фон Маргаритовной».)