Оксана Обухова: Боже мой, какая прелесть!

Боже мой, какая прелесть!

Он тоже принял меня за дуру.

Сновал возле помятого бампера моего слегка поношенного «рено», звонил куда-то по телефону и кудахтал над разбитыми фарами так, словно не машину мне разбил, а сломал куличек в песочнице. Картинно огорчался и сочувственно причмокивал.

Я продолжала сидеть за рулем, смотрела в раскрытые ворота и мысленно считала до ста.

Сосед суетился вокруг моего багажника и своего капота, громко подсчитывал убытки и, судя по его кудахтанью, выходило так, что во всем виновата я одна. Это я выехала задним ходом из ворот на дорожку, не заметила его мерина и вложилась от всей души.

Мысленный счет дошел уже до шестидесяти пяти…

Сосед решил, что я впала в ступор, и полез в салон через открытое окно, кажется в самом деле собираясь погладить по головке.

Точно за дуру принял.

Подавая задом из ворот, я отлично видела его машину. Мерин вильнул мне наперерез и прицельно ударил в бампер. Совершенно неожиданно и очень метко.

Смысл маневра я разгадать не смогла и в какой-то момент даже решила, что дяденька из коттеджа напротив решил нетривиально познакомиться, подстроив ДТП тысяч эдак на пять зеленых…

Оригинально, блин.

Дяденька – через окно – тянулся к ключам с брелком сигнализации, намереваясь разблокировать двери, и попутно убеждал меня успокоиться.

– Сашенька, Сашенька, ничего страшного не произошло, – пыхтел над ухом. – Машинки мы починим, не надо так переживать…

Девяносто восемь, девяносто девять, сто!

Горловой спазм словно по заказу отпустил связки, и теперь – очень на это надеюсь! – я смогу разговаривать нормально. Не пищать, как придавленная веником мышь, а беседовать с томным достоинством и убежденностью в собственной правоте.

– Анатолий Андреевич, – вступила я и тут же заткнулась. Вместо томного достоинства из горла неслись разобиженные мышиные рулады.

Вот ведь наградил Создатель! В минуты душевного волнения нелепый спазм стискивает горло, и самое праведное негодование извергается из него малоубедительным попискиванием в стиле крошки Мини, подруги Микки-Мауса.

А кого, спрашивается, такими трелями напугаешь?! И даже убедишь.

Сосед подумал, что мышка собралась отчаянно расплакаться, и таки погладил ее, то есть меня, по голове.

– Ну-ну, Сашенька, не надо огорчаться. Железо, оно и есть железо…

Действительно. Не морду же расквасили. А только убытков на несколько тонн зелени подкинули.

Доказывай теперь, что не верблюд, что, пятясь задом из ворот, выезжала аккуратно и соседскую машину видела. Разъехаться мы могли. Но по какой-то необъяснимой причине «поцеловались» чересчур сердечно.

И как назло, ни одного свидетеля поблизости! Никто не прогуливается по единственной улице нашего коттеджного поселка, никто не проезжает и не глазеет из ворот на происшествие. Вымершая пыльная улица отдыхала от июльского зноя в совершеннейшем одиночестве.

Я извлекла из розовой сумочки со стразами голубенький мобильный телефон. Молча выбралась из машины и произнесла – хвала Создателю! – с требуемым достоинством:

– Надо вызывать страховщиков, – наморщила гладкий лобик, печально надула розовые губы и щечки и ударила коготком по клавише.

Сосед Анатолий Андреевич, в отличие от меня, повел себя нестандартно. Накрыл большими мягкими ладонями мою руку с зажатым мобильником и ласково сказал:

– Ну-ну, Сашенька. Зачем кого-то вызывать?

Мы соседи, мы взрослые люди, мы сами разберемся. Правда?

Волна нехорошего, очень нехорошего предчувствия прокатилась от его тяжелых рук по всему телу; я подняла глаза на раскрасневшегося мужчину и мысленно прикинула возможные варианты развития ситуации.

Денег у меня нет. Я молодая, новоиспеченная вдова, и об этом знает весь поселок. Если лукавый Анатолий Андреевич решил развести меня на бабки, последовательно поставить на счетчик и оттяпать дом и участок…

Но на примитивного бандита, промышляющего подставами на дорогах, сосед Коновалов никак не походил. Он походил на сытого кота, поймавшего в мягкие лапы перепуганную мышь.

Так, может быть, знакомство? Завязанное на общих неприятностях и деньгах…

– Я немного знал вашего покойного супруга, – кудахтал тем временем Коновалов. – Весьма достойный человек был Дмитрий Павлович, царствие ему небесное… Зачем же нам – соседям! – лишняя волокита? Пойдемте в дом… Выпьем чего-нибудь успокоительного… Я позвоню своим ребятам, они все уладят.