Андрей Фёдоров - Желтый караван

Боря сел на диван, Игорь Владимирович развернул «Смену». Обычно Николай Максимович так долго не беседовал с больными.

В прихожей затопали.

Совсем другой, хотя тоже бородатый врач и санитары ввели женщину в рваном халате. У санитара халат тоже был разорван.

— Ты бушь за халат платить? — смеялся санитар.

— Девушка! Вы, правда, не хочите ему за халат платить? — равнодушно удивлялась Нина Петровна. — Какая девушка хулиганка, она листала бумажки, писала быстро и крупно, — какая девушка хулиганка…

Женщина громко дышала и озиралась.

— Тюрьма! — крикнула она. — Сейчас убьют!

— Вот, пожалуйста, тот же синдром, — кивнул на нее Николай Максимович, — для нее ведь это тоже не больница.

— Это больная, — сказал Лобов.

— Представьте, что то же самое она думает о вас. Да ладно! Бог с вами. Думайте, что хотите. В таком состоянии вас никто не сможет убедить. Проходите в ванную.

Николай Максимович, словно и вправду утратив всякий интерес к Лобову, смотрел теперь на женщину.

Лобов ладонью прикрыл маленький рот, смотрел прищурившись.

— Что-то еще хотите спросить?

— Да. Разве не имеет значения, что я… одинокий человек?

— Одинокий? Имеет! Определенные особенности личности имеют значение. Такая личность и ушибается чаще. Я имею в виду малую способность к адаптации. Социальной, естественно… давайте сюда ее!

— Погодите! Откуда вы знаете, что я за личность? Вы знаете, например, что я люблю дождливую погоду? Люблю, когда моросит и никого нет на улицах, а люди прикрыты зонтиками, капюшонами…

— Лирическое отступление? — спросил Игорь Владимирович.

Николай Максимович погрозил ему пальцем и ответил:

— Вы одинокий человек, правильно. И считаете себя некрасивым, вон вы прикрываете рот. Вы любите быть неузнанным, погруженным в дождь, в этот ваш капюшон. Вообще предпочли бы сидеть дома. У вас нет друзей.

— Верно, — кивнул Лобов, — я начинаю чуть-чуть верить, что вы похожи на врача. Во всяком случае, очень умелая имитация.

— Только похож? И на том спасибо.

— Не знаю! Очень трудно последовательно думать и все время очень страшно!

— Они, эти жулики с вашей работы, они не пытались воздействовать на ваш мозг? Телепатически? Искусственными голосами?

— Угадали опять. Что-то было. В лифте.

— С вами ясно. Переставайте верить в эту чепуху! Идите мыться, я назначу успокаивающее. Выспитесь. Утром все станет проще.

Женщина уже стояла над Лобовым озираясь и вскрикивая…

— Верю… почти. Спасибо! Жалею, что вам было некогда еще говорить со мной.

Его провели в предбанник. Он сел на кушетку и стал стаскивать с себя пропотевшие тряпки. Тоня записывала вещи в квитанцию.

Дверь в кабинет чуть приоткрылась (случайно), и Лобов увидел в щель, что Николай Максимович говорит что-то сумасшедшей женщине, кивает белой головой, доставая из ушей крючки слуховой трубки. Врач не мог сейчас знать, что Лобов наблюдает за ним — дверь могла и не приоткрыться. Это что-то значило. Это было важно. Только сев в ванну, под теплую струю, Лобов понял: если он продолжал прием, не зная, что Лобов наблюдает за ним, значит, он в самом деле врач. Настоящий. И прием настоящий. И больница. Он вылез из ванны. Боря подал ему белье.

— Чего смеешься? Отмок?

— Да я сумасшедший! Ей-богу! А? Вот, в больницу попал!

— Давай быстрей! Вон гудят — еще везут.

— Много нас, сумасшедших?

— Хватает! А у тебя, гляжу, появляется критика. От ванны, не иначе!

— Появляется! — засмеялся Лобов.

Он натягивал прилипающие к сырым ногам кальсоны:

— Действительность страшней, может, снов и сумасшествия!

Ну? Вот и поехали в отделение. А то вас много. Действительно!

Нина Петровна сняла трубку:

— Приемпокой. Да. Поступил. В девятом отделении. А кто спрашивает? Хорошо, я передаю трубку дежурному врачу.

Николай Максимович вопросительно взглянул на Нину Петровну и взял трубку. Правой рукой он давил на грушу, накачивая воздух в манжету на руке очередного привезенного — старика в шляпе и при галстуке, но в подштанниках и одном ботинке.

— Да? Никаких таких сведений мы по телефону не даем. А вы ему кто? Ага. Посещения по понедельникам и субботам. — Он положил трубку и посмотрел на дверь, за которой недавно исчез Лобов.

— Очень интересно. Звонил брат этого Лобова, но у него, насколько известно, нет братьев. Вообще, как я понял, у него родственников нет.

— Это был брат по разуму, — сострил Игорь Владимирович.

— Да нет, — Николай Максимович махнул в сторону предбанника, и старика повели мыться, — это был… унитазный работник? Кто-нибудь из «левых» сантехников? А что? Может быть. Что-то он в силу своей гиперсоциальности, этот Лобов, заметил. Он там не без греха. Вполне может быть, что они и звонили ему и угрожали.