Блейк Крауч - Возвращение [litres]

– Две тысячи восемнадцатого года?

– Да.

– То есть через девять лет?

– Совершенно верно. Тем утром произошла трагическая случайность, имевшая поразительный результат. Мы проводили реактивацию памяти новому подопытному по имени Джон Джордан. Воспоминание касалось автокатастрофы, в которой погибла его жена. Все шло как по маслу, пока он не отрубился прямо в капсуле. Обширный инфаркт. Медики бросились его вытаскивать, и тут произошло нечто необыкновенное. Прежде чем они успели открыть крышку, все в лаборатории вдруг оказались в других местах, из носов течет кровь, у некоторых раскалывается голова, а вместо Джона Джордана в капсуле лежит совсем другой человек, какой-то Майкл Диллман. Все произошло буквально в долю секунды, как будто кто-то щелкнул переключателем.

Никто не мог понять, что случилось. Ни единой записи о том, что Джордан когда-либо переступал порог лаборатории. Все были сбиты с толку, пытались хоть как-то разобраться. Может, мне стоило заняться чем-то другим, но эта загадка не давала мне покоя. Я постарался отыскать Джордана, узнать, что с ним сталось, куда он делся, и выяснил поразительную вещь. Та автокатастрофа – оказалось, что он на самом деле погиб в ней вместе со своей женой, пятнадцать лет назад.

По стеклу с едва слышным стуком забарабанил дождь. Слейд вернулся и снова сел на пуфик для ног.

– Думаю, я первым догадался, что произошло. Я понял, что сознание Джона Джордана каким-то образом перенеслось назад, в то воспоминание. Конечно, наверняка мы никогда не узнаем, однако полагаю, дезориентированный возвращением, он только усугубил тяжесть аварии, и на этот раз она унесла жизни их обоих.

Хелена поднимает взгляд от коврового покрытия, с которого не сводила глаз, пытаясь осознать весь ужас откровений Слейда.

– И что же ты сделал, Маркус?

– Я был сорокашестилетним неудачником с наркозавимостью, зря растратившим свою жизнь. Я испугался, что ты уничтожишь свое изобретение, если поймешь, на что оно способно.

– Что ты сделал?

– Через три дня, вечером пятого ноября, я пришел в лабораторию и загрузил в устройство реактивации одно из своих собственных воспоминаний. Потом забрался в капсулу и вколол себе смертельную дозу хлористого калия. Боже, по моим венам будто огонь потек! Худшей боли я в жизни не испытывал. Сердце остановилось, и после выброса ДМТ мое сознание вернулось в момент, когда мне было двадцать. Так началась новая линия времени, отделившаяся от изначальной в тысяча девятьсот девяносто втором.

– Для всего мира?

– Очевидно.

– И в ней мы сейчас и живем?

– Да.

– Что случилось с той, первоначальной?

– Я не знаю. Мои воспоминания о ней стали серыми и призрачными.

– Значит, они у тебя сохранились? Память о той жизни, в которой ты был моим сорокашестилетним ассистентом?

– Да. Они перенеслись сюда вместе со мной.

– Почему же у меня их нет?

– Ни у меня, ни у тебя не было воспоминаний о текущем эксперименте, пока не наступил тот самый момент, когда Рид умер в капсуле и перенесся назад, туда, где ему делают татуировку. Только тогда память и сознание из предыдущего варианта развития событий, где ты пыталась разбить стекло стулом, проскользнули в этот, нынешний.

– То есть через девять лет, пятого ноября две тысячи восемнадцатого, я вдруг вспомню ту, другую свою жизнь?

– Думаю, да. Изначальная линия времени вольется в эту, и у тебя возникнут два набора воспоминаний – живой, настоящий и мертвый, призрачный.

Дождь льется по стеклу, размывая мир за ним.

– Я нужна была тебе, чтобы снова создать кресло.

– Да, это правда.

– Со своим знанием будущего ты построил в этой линии времени бизнес-империю и заманил меня неограниченным финансированием, как только я добилась первых успехов в Стэнфорде.

Слейд кивает.

– Теперь ты мог полностью контролировать процесс и использовать кресло, как сочтешь нужным.

Молчание.

– То есть ты с самого начала пристально следил за мной.

– Ну, думаю, это некоторое преувеличение…

– Извини, разве мы не на старой нефтяной платформе посреди Тихого океана, которую ты переоборудовал специально и исключительно для меня?

Слейд берет бокал с шампанским и допивает остатки.

– Ты украл у меня мою жизнь – ту, другую.

– Хелена…

– У меня был муж? Дети?

– Ты правда хочешь знать? Какая теперь разница? Ничего этого не существовало.

– Ты чудовище!

Порывисто встав, она отходит к окну и смотрит на тысячу оттенков серого за стеклом – океан вблизи и вдали, разные слои облаков, надвигающийся штормовой фронт… За последний год эта каюта все больше и больше казалась похожей на тюрьму, но никогда так сильно, как сейчас. Горячие, злые слезы текут по щекам – Хелена осознает, что сюда ее завели собственные саморазрушительные амбиции. И теперь, и тогда, в 2018-м…