Он сделал резкое движение, рубашка приоткрылась, и на его широкой безволосой груди Седой увидел наколку — православный крест со всеми регалиями, как и полагалось по Батиному рангу.
— Да, брат, положение… — покачал головой Батя. — А помнишь? Правда, давненько это было, поди, уж лет двадцать прошло. Вся Москва про то дело шумела. Брюлики тогда многих интересовали, да немногие знали, как их взять. Я-то знал!.. На фронте нами, «смертниками», командовал молодой капитан. Он тогда даже «Героя» получил. А потом в одном из боев ему ноги оторвало. И наши пути разошлись. После войны прознал я, что тот, бывший комбат, теперь директор большого столичного магазина, в котором «ювелирка» была. И разработал я тогда план. В том магазине было много разных рабочих, не только ювелиркой там занимались, и радиоаппаратурой, и прочим. Публика разношерстная в магазине болталась. Ты тогда еще внедрил своих людей в магазинную подсобку. Им надо было разузнать, когда, в каком количестве поступают брюлики с фабрики. Помнишь?
— Как не помнить, — вздохнул Седой.
— …Вот и разузнали. Потом я приехал к своему бывшему комбату. Выпили мы с ним коньячку, рюмку-другую, вспомнили былое. Что говорить, трудно мне было его подставлять, но дела требовали… Посетовал я, что тяжело стало стоящую вещь купить — кругом обман! Вызвался комбат помочь. Да за неимением времени поручил показать товар своей заместительнице. Про эту бабу я все знал. Рыльце у нее было в пушку. Быстро мы с ней договорились. Помогло моему делу умение другого человека понять, в душу к нему заглянуть, да еще кабацкое угощение, дармовое конечно. Поводил я ее по кабакам, она и сникла…
— Потом пришла большая партия золота с бриллиантами, — вставил Седой, — и мои люди три ночи над ней старались: вместо настоящих брюликов — стекляшки ставили. Много миллионов ты тогда взял, Батя.
— Да, но все это через некоторое время открылось, как всегда совершенно случайно. Ту бабу, заместительницу, пришлось замочить. А комбат сел на «десятку». Невдомек ему было, что это моих рук дело…
— …Отец, может, еще чего принести? — незаметно вошла в комнату дочь Бати.
— Да нет, дочур, нам уже пора, — вставая, ответил Батя.
И когда женщина вышла, сказал Седому:
— Укрою я тебя. Тех, от которых ты скрываешься, я немного знаю. Люди серьезные, что порешили — сделают, не отстанут.
— Спасибо, Батя. Век помнить буду. Может, и пригожусь еще? — Седой тоже встал и подошел к Бате.
— Ладно, ладно. Сейчас тебя мои корешки на хазу к старому знакомому отвезут. Доктор туда к тебе приезжать будет, я его предупрежу. Собирайся, Седой.
Люди Бати пришли быстро, и уже через полчаса Седой оказался на «хазе», где-то в районе Измайлово. В квартире его встретил преклонного возраста, плотный, стриженный под «бокс» мужчина. Коротко сказав «здрасте» и ни о чем не спрашивая, он провел Седого в глубину большой квартиры и показал комнату, где тот будет жить. Потом прошли на кухню, попили чайку, познакомились. И — разошлись по комнатам спать.
Утром приехал доктор Володя и сделал перевязку. Потом стал приезжать через день. Они ни о чем не разговаривали, но однажды, когда пили чай на кухне, Седой, вроде бы уже привыкнув к Володе, поинтересовался:
— Володь, ты где работаешь-то?
— Раньше в больнице трудился, оттуда и навык — раны лечить.
— Понятно, — сказал Седой. — Батю давно знаю, а про тебя что-то ничего не слыхал.
— Что, Батя обо всем будет говорить, что ли? Да и не до того ему. Здорово он болен — сахарный диабет у него. Прямо-таки замучил…
— Да знаю, знаю…
— Вот в больнице мы с ним и познакомились. Стал я ему помогать, — Володя отвечал коротко и как бы нехотя — видно, не хотел откровенничать с не совсем еще знакомым человеком.
— А в больнице долго работал? — спросил Седой.
— Да прилично.
— Насмотрелся там, поди?
— Было, было, — сказал Володя. — Сначала фельдшером работал. А старшим в нашей бригаде был один врач. Он идею и подал. Гнида, конечно, а не врач. Выезжали к тяжелым одиноким больным. Делали укол снотворного. Когда больной засыпал, искали деньги, ценные вещи. Если находили — делали укол, вызывающий остановку дыхания. Звонили в «перевозку трупов» и спокойно возвращались. Было все это, было, куда деваться?
— Да, парень, не знаю, какой ты врач, а человек ты, прямо тебе скажу, неважнецкий, если такое творил. — Седой сплюнул.
— Поначалу я переживал, — продолжал Володя, — а потом привык. Там такие дела творились, что Боже ж ты мой! Ну, я тебе как-нибудь при случае расскажу.
Читать дальше