Ирина Зарубина - Частный сыск

— Наташенька, девочка моя, разве в этом есть какой-то криминал? По-моему, ты переусердствовала… Это в тебе говорит прокурор.

— Тут что-то нечисто, — продолжала упорствовать Наташа.

— Что ж. Давайте вызовем милицию с Большой земли и скажем, что были здесь трое, которые наведались на остров повторно. И что нам скажут?

Наташа раздраженно поджала губы.

— А скажут нам вот что! — продолжал развивать мысль Граф. — Товарищи дорогие, скажут нам, но ведь и вы наведываетесь сюда каждый год, и никому не приходит в голову обвинять вас в этом!.. Дорогая моя Наташенька, у нас нет исключительных прав на владение этим островом. Кто хочет, тот сюда и приезжает. Нравится это или нет — другой вопрос. Однако дело обстоит именно так.

— А ты не боишься, что нас могут обставить?

Граф обреченно вздохнул и развел руками:

— Что делать, такова жизнь. В конце концов, Аполлон — не наша собственность, а национальное достояние. Какая разница, кто найдет скульптуру! Главное, чтобы она досталась людям.

— Ты говорил про Артемиду, — напомнила Наташа язвительно.

— И про Артемиду то же самое.

— А как же насчет того, чтобы подержать ее за сисечки? — улыбнулась Наташа.

Мишаня, заскучавший было, вновь оживился и навострил уши.

— Это серьезная проблема, — сокрушенно вздохнул Граф. — Ну, значит, не судьба. По крайней мере, в этом году шансов у нас практически не осталось…

— Выходит, мы опять копали не там? — спросила Наташа.

Граф поскреб ложкой по дну котелка.

— По моим последним расчетам, — сказал он, — театр должен находиться именно на южной оконечности острова. Понимаете, с южной оконечности по вечерам дует теплый ветер, а это значит, представления было удобно проводить здесь…

— В прошлый раз, — напомнила Наташа, — ты утверждал, что центральный сектор больше подходит для этих целей, потому что легче оповестить всех жителей и путь из самых дальних точек к центру примерно равен.

— Да, но я как-то не учел, что даже из самой дальней точки острова можно дойти куда угодно за десять минут!..

— Отлично, — кивнула Наташа. — В таком случае, если южная оконечность с теплым ветром тоже отпадают, где же искать театр?

— Серьезный вопрос, — сказал Граф. — Пока что у меня нет на него ответа.

— Итак, еще один месяц потрачен впустую, — резюмировала Наташа.

— Никакой труд не бывает напрасным. По крайней мере, мы знаем, где НЕ НАДО копать.

— Это утешает.

— Я зарисовал систему катакомб, — сообщил Граф, желая поскорее перевести неприятный разговор в новое русло. — По-моему, рисунок напоминает восточный иероглиф. Возможно, именно расположение катакомб заключает в себе ответ, где мог находиться на острове театр.

— И где же?

— Пока не знаю. Но я узнаю, это точно!

— Понятно.

— Не расстраивайся, — сказал Граф. — Вы люди молодые, у вас еще все впереди. Вот увидите, в следующем году мы непременно отыщем театр. Если даже я надеюсь подержать Артемиду за сисечки, то что говорить о вас!..

— А Аполлона ты за что надеешься подержать? — спросил Федор.

У Мишани вновь вспыхнули ярким блеском глаза, а Наташа махнула рукой и побрела к костру за своим котелком.

…Четыре дня спустя утренний поезд с шумом подошел к перрону Киевского вокзала.

Вывалив из вагона рюкзаки, участники археологической экспедиции до следующего года простились друг с другом и разбрелись.

Граф был неумеренно весел и старался не глядеть в глаза Наташе.

Наташа не улыбалась. Отчего-то сегодня ей было особенно грустно.

На стоянке она сговорилась с водителем такси и полчаса спустя уже входила в подъезд родного дома.

Лифт, охая и скрипя, подымал ее на седьмой этаж. У двери она услышала отчаянный телефонный трезвон. Наскоро выхватив из кармана ключи, Наташа отперла замок и схватила телефонную трубку:

— Алло?

— Тата? Ты уже вернулась? Слава Богу!

— Здравствуй, мама…

— Какделавсевпорядкеаунасбеда! — скороговоркой, в одно предложение, выпалила мать.

— Что случилось?! — Наташа почувствовала, как гулко заколотило в висках.

— Такое несчастье… такое несчастье! — заквохтала мать на другом конце провода. — Уж я извелась, уж я на одном успокоительном!..

— Что случилось, мама?

— Ленечка!..

Додон поводит ушами, чувствуя, что вот сейчас, через несколько мгновений, он вновь гордо прогарцует через плац, злобно фыркнет на кобылку Манечку (она, как всегда, по своей природной рассеянности, засмотрится на что-нибудь и выбьется из общего строя), затем, почувствовав едва заметное натяжение уздечки, остановится (хотя можно было пройти еще сантиметров тридцать, так было бы красивее), дождется, пока весь четвероногий ряд рассыплется веером, и, выждав небольшую паузу — настоящую актерскую паузу, — в восторженной тишине пригнет правое колено, подаст шею вперед, чуть склонит голову набок и, услыхав бурные овации, перекатит во рту горьковатые на вкус удила, улыбнется усталой улыбкой старого бенефицианта, будто говоря про себя: «Ну что вы!.. Это же в порядке вещей!.. Я лишь исполняю свой долг!..»