Ирина Зарубина - Убийство по брачному объявлению

— Господи, это что же, Линина квартира? — не то спросил, не то сам себе объяснил Игорь.

Он понял это только сейчас, увидев на стене фотографию Волконской.

— Да, Игорь, это квартира Лины, нашего бывшего патологоанатома. Ее пытались убить. Это произошло около семи часов. Очень незадолго до семи. Мы пришли в две минуты восьмого, дверь уже никто не открывал. Я почему считаю, что около семи — если бы это произошло раньше, Лина была бы уже мертва. Кровь хлестала ручьем. Я уже знаю, кто это сделал. Вернее, почти уверена. Это ее жених. Или кавалер. Как и где она познакомилась с этим человеком, я не знаю. Она называла его имя — Артур, но, думаю, оно нам ничего не даст.

— Э-э… постойте, постойте, не так быстро, — остановила Калашникова. — Я, может быть, медленно соображаю, но почему вы решили, что это дело рук ее кавалера?

— Мы должны были сегодня с ним познакомиться. Лина пригласила нас к семи — на смотрины, так сказать.

— Но он мог не прийти… Лина могла открыть дверь постороннему, считая, что это ее кавалер…

— Нет. Убийцу она знала. Она очень хорошо его знала и доверяла ему. Видите, повсюду чистота и порядок. Борьбы не было. Преступник не рылся в вещах, он брал только самое ценное и знал, где что лежит.

— Тут есть нестыковочка, — сказал Игорь. — Но об этом потом.

— Тут много нестыковок, — сказала Клавдия, — но об этом, действительно, потом. А теперь я отвечу вам на вопрос, который вертится у вас на языках.

Калашникова удивленно вскинула глаза.

— Вы хотите меня спросить, почему я не вызвала милицию, оперативников, экспертов…

Игорь даже наклонился вперед — он действительно хотел спросить об этом в первую очередь.

— Я очень хочу, чтобы Лина выжила, — тихо сказала Клавдия, — но я знаю, что с такими ранами не выживают. Вы спрашиваете, зачем я все так неправильно делала, будто никогда и не работала в правоохранительных органах? Я хочу, чтобы этот подонок не знал правды. Я хочу сделать так, чтобы он думал, будто Лина жива. Я хочу также, чтобы это дело осталось за мной…

— Ничего себе, — чуть не присвистнула Ирина. — А вы не боитесь, Клавдия Васильевна? Что вас… ну… накажут? Ведь как-никак произошло убийство…

— Я боюсь одного, что мы этого подонка не поймаем.

Минуту была гробовая тишина. И Порогин, и даже Калашникова понимали, чем вся эта затея грозит не только Дежкиной, но и им обоим. Дежкина-то как раз рисковала меньше их. Она заслуженный следователь, у нее почет и уважение начальства, а они только-только начинают… Не придет ли какому-нибудь дураку в голову счесть это все служебным преступлением.

— Вот что, мальчики-девочки. Никто не знает, что вы приехали сюда, — сказала Клавдия, словно угадав их мысли. — Если вы сейчас уйдете, я вас пойму. Если не уйдете — я вас не пойму. Я бы на вашем месте ушла не задумываясь.

— Тогда зачем же звали? — спросила Калашникова.

— От отчаяния, — сухо сказала Клавдия. — Было отчаяние. Теперь я справилась.

— Вот вам здрасьте, — обиженно улыбнулся Игорь.

— Я никуда не уйду, — подумав, сказала Ирина.

— Какой может быть разговор, — пожал плечами Игорь.

И впервые за последний час Клавдия улыбнулась — ей везло на людей. Ее сослуживцы были ничуть не хуже ее родных.

Квартиру обыскали основательно.

Игорю поручили самое безобидное — кухню.

Женщины — Ирина и Клавдия — взяли на себя спальню и комнату. Так решила Клавдия, потому что представить себе не могла, чтобы посторонний мужчина рылся в женских вещах. И правильно решила.

В платяном шкафу, который осматривала она сама, обнаружилось такое завлекательное бельишко, что даже она, Клавдия, невольно покраснела пару раз.

Посторонний сказал бы, что обитательница дома — просто сексуально озабоченная дамочка. Но Клавдия понимала, что Лина просто безумно влюбилась. Глупо, безоглядно, размашисто.

Когда-то, как теперь казалось, очень давно, когда Клавдия влюбилась в Федора, тогда еще нескладного мальчишку с крепкими руками, после недели безвылазных ласк на чужой даче она позвонила подруге и в каком-то радостном отчаянии сказала:

— Меняю верхнюю одежду на нижнее белье!

Как же ей хотелось красивых комбинаций, тонких чулок, кружевных трусиков. Как ей хотелось очаровать, увлечь, обезумить своего любимого. Она видела, что и Федор стеснялся своих семейных трусов, а потом как-то пришел в тонких капроновых плавках и очень ими гордился. Да разве кому об этом расскажешь?

Сейчас были другие времена. Лина могла просто сходить в магазин и — пожалуйста, черный шелк, красный шелк, какие-то умопомрачительные подвязки, ажурные чулки, воздушные лифчики, облегающие трусики… все эти невесомые чудеса, которые нежились в руке, словно живые.