Domi Tim - Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть

Просто потому что потерял к нему интерес.

Я бросил занятия танцами, занятия каратэ и кучу вещей, которые теперь считал бесполезными.

Вернувшись в Киев я, к своему стыду, не разыскивал Любу. Убедил себя, что достаточно выяснил. И хотя меня швыряло от версии, что дед — убийца, к предположению, что он стал случайным свидетелем расправы над Татьяной, я бездействовал. Надеялся, что квартира не та, труп не тот, интерпретация не та, или дед ошибся в дневнике, в общем, оправдывал его. Слава поступил иначе. Он не стал убеждать меня начать искать Любу, он нашёл её сам. Разумеется, пройти мимо такой новости у меня не вышло. И мы отправились в Оболонский район, где Люба и проживала.

На момент нашей встречи ей исполнилось сорок лет.

Маленькая женщина с каштановыми волосами встретила нас на пороге 7 августа. С налаживанием контакта задалось не сразу, потому что дед, который нас соединял, стал почти ненавистным для неё человеком. Услышав его имя, Люба предприняла попытку вытолкать нас за пределы квартиры, решив, что он послал нас к ней. Она даже не знала, что он умер.

— И как это случилось? — поинтересовалась Любовь ровным тоном, кое-как выслушав наши сбивчивые объяснения.

— Инсульт.

Она провела нас по шикарно обставленной квартире, отметив, что работает в частной клинике гинекологом. Между делом заявила, что устроилась сама, дед ей не помогал финансами, в университет поступила по квоте для льготников (сирота, да еще и дочка ликвидатора). Уже около обеденного стола, указав нам на стулья, призналась, что Игорь был ее отцом. Она приходилась сестрой моей матери, а мне — тётей. Мы не ошиблись. Но, конечно, я и Слава прежде всего стремились услышать рассказ о восемьдесят шестом, чтобы поставить точку. Любе тогда исполнилось девять. Она должна была что-то помнить. Особенно, если чем-то… являлось убийство ее матери.

— Столько лет уже прошло… — начала Люба.

И Слава неожиданно прервал ее:

— Вы видели свою мать после того дня?

— Нет, не видела. А вы... Вы же были в Припяти, да? Вы нашли что-нибудь в моей квартире?

— Нет, — в один голос ответили мы.

Еще только планируя встретиться с Любой, я и Слава решили, что не станем ей рассказывать о том, что тело её матери пролежало в Припяти тридцать с лишним лет. Никому от такого лучше не станет. Пусть она и дальше верит в более благозвучную версию случившегося.

— Мы обнаружили только гору детской обуви в квартире Игоря.

И она неожиданно улыбнулась, болезненно, но искренне:

— Господи, обувь до сих пор там?

— Она ваша?

— Да, да, — по её напудренной щеке побежала слеза.

Слава достал из рюкзака платок и подал ей через стол.

— Спасибо. Спасибо вам. Глупость какая, разрыдаться из-за обуви, — она промокнула кожу под глазами. — Я её забрала из квартиры в ту ночь. Когда… Когда всё случилось. Мама и Игорь ссорились на кухне так, что тарелки дрожали. Весь дом дрожал… А потом Игорь вломился в мою комнату и сказал собираться. Сказал, что на сборы у меня десять минут. И я… Не знаю, почему, но вместо того, чтобы собирать кукол или одежду хотя бы, я собрала всю свою обувь. Представляете?

Она обняла себя руками.

— В стрессовых ситуациях всякое бывает, — подбодрил я.

И Люба продолжила, уже не прерываясь на слёзы. Оказалось, что Игорь пришёл к ним в квартиру 27 апреля и велел срочно собираться и выезжать из города. Орал про радиацию, взрыв, опасность и смерть. Конечно, Таня не поверила, обвинила своего любовника в том, что он снова захотел разрушить её новосозданную семью. Восьмилетняя Люба сидела, прячась за креслом, в другой комнате и слушала их ругань.

Два плюс два она свела уже в более зрелом возрасте. Поняла, что её отец (на тот момент она думала, что он друг семьи) что-то сделал маме. Все те десять лет, которые дед «лечился», он находился в Киеве рядом с нами и растил Любу. Растил свою тайную дочь. Как будто история из сериала, полнейший бред. И хотя Люба не простила его за убийство мамы, она сказала, что остаётся благодарной ему за то, что оказался рядом в самые трудные дни. Муж Тани, человек, которого Люба считала отцом в детстве, тушил ЧАЭС и сгорел от радиации. Мама осталась в той квартире. У маленькой девочки никого кроме Игоря и не осталось.

Уже уходя, в прихожей я остановился и спросил, почему она ни разу не возвращалась в Припять. Всё-таки то место имело большое значение в её судьбе. Так много тайн и жизнь, фактически поделенная на до и после. Слава толкнул меня в плечо, наверное, за неуместный вопрос, но Люба ответила. Призналась, что не смогла выбросить из головы то, что отец рассказывал ей о Припяти.