Domi Tim - Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть

Я уже видел, как люди взламывали двери.

В основном в фильмах. Но до меня не доходило, как можно булавкой вывести из строя такой серьёзный механизм. Слава провозился с ним, наверное, минут десять, я даже пискнуть боялся, боялся, что сейчас он скажет: «Извини, ничего не вышло». На последнем слове, сказанным воображаемым Славой у меня в голове, замок щёлкнул, и реальный Слава, смело взявшись за ручку, открыл дверь. Такого отвратительного запаха мне никогда не доводилось слышать. Я отшатнулся в сторону, несмотря на то, что находился в маске.

— Боже, — и закашлялся.

Слава остался стоять на месте. Он, наоборот, принюхался.

— Меня сейчас стошнит, — продолжал причитать я. Стоял, склонившись к перилам, и держался за живот. — Кошмар, какой кошмар… Кого она там убила?

— Лучше так не шути, — я посмотрел на Славу, и улыбку будто ветром сдуло.

Гнилостный, сладкий запах, притрушенный десятилетней пылью. Скорее несвежие домашние соления, чем труп?

Мы вошли в тёмный коридор и сразу наткнулись на вещи, сброшенные с металлической советской вешалки, словно после обыска. Наши шаги глушил стёртый ковёр.

— Здесь кто-то был? — спросил я у Славы, указывая вниз.

Он кивнул.

— Как-то мне рассказывали, что первые воры закрывали квартиры, если там оставалось что-то ценное, — он пожал плечами. — Не могли унести всё сразу.

Я тревожно посмотрел ему в глаза. Время в помещении будто застыло ровно с того момента, как Люба выходила на улицу, где её ждал автобус. Мы могли быть первыми, кто попал сюда за лет двадцать. Не исключено, что внутрь вламывались, но по сравнению с другими квартирами, эта выглядела живой. Я склонился к вещам и попробовал на ощупь бежевое пальто. Ткань, казавшаяся крепкой, почти рассыпалась на пальцах. Моль. Где-то здесь затаилась вредительница-моль.

Внизу застоялся ещё более противный запах. Я поднялся, подавляя очередной спазм. Двери Слава оставил открытыми, и ветер колыхал застоявшийся воздух.

— Идём дальше, — махнул я ему.

Квартира оказалась однокомнатной, в дверях спальни торчал ключик. Мы так и застыли в тишине и темноте, не решаясь войти внутрь. Мне казалось, что источник ужасного аромата находился тут. Я стоял перед дверью, которая, возможно, даст мне ответ на вопрос, и догадывался, что увижу за ней вовсе не соленья. Дед чётко написал: «я оставил её тут». Он просил прощения за то, что оставил её в Припяти. Паззлы у меня в голове складывались с феноменальной скоростью. Дед эвакуировался, а забрать Любовь не смог. Почему? Не знаю, но не смог. И она умерла в Припяти.

Может быть, она болела?

Может быть, мы со Славой не ошибались, приписывая ей участие в ликвидации Чернобыльской аварии?

Я поднял руку, когда Слава, прошедший дальше по коридору, окликнул меня. Признаюсь честно, меня обрадовала возможность открыть дверь чуть позже. Подойдя к Славе, я уставился на снимок в рамке в его руках. Молодая женщина держала охапку полевых цветов.

— Люба? — спросил я.

Слава молча передал мне фото. Я смахнул со стекла пыль, чтобы рассмотреть черты лица женщины. Молодая. Моложе, чем моя бабушка на момент развода с дедом. Кучерявые волосы спадали на плечи, улыбка сияла на губах. Красивая женщина в расцвете сил, наверное, популярная у мужчин.

— Переверни, — попросил Слава.

На обратной стороне я заметил подпись от руки. Не сразу разобрал имя, но когда наконец прочёл, замер. Таня, 1986 год. Вот что там было написано. Женщина, которую я принял за Любу, не возлюбленная моего деда. Или мы вломились не в тот дом? Или Огнева вообще никак связана с Любой? Я тихо прыснул, отдавая фото, и мгновенно потерял запал. Опёрся о косяк двери, посмеиваясь. Мы пробрались в чей-то дом. И зря.

— Она не Люба. Здесь нет никакой Любы. Боже, что я за идиот такой?..

— Не совсем.

И тут я увидел, что Слава держал в руках ещё одну рамку. Он смотрел на меня как врач, собирающийся сказать пациенту не очень приятную новость.

— Да что там такое?

Выхватив у него фотку, я уставился на ту же женщину. Вместо цветов она держала на руках ребёнка. Совсем маленькую девочку, укутанную в пелёнки. И что это значило? Я на автомате посмотрел на обратную сторону, здесь тоже нашлась подпись. И именно она объяснила мне всё: «Таня с Любочкой, 1977 год».

Дед писал не возлюбленной, а своей дочери!

***

У моего деда дочь? У моей мамы объявилась сестра? Вот, о какой Любови говорил дед в дневнике? Вот, что он оставил в Припяти? Я стоял как громом поражённый, не зная, что сказать. Не хотелось даже предполагать, что дед имел пристрастия к детям, а других вариантов, помимо того, что Люба являлась его дочкой, я не находил. Хаотично вспоминал тексты писем, найденные в квартире деда... Находил ли я там намеки на романтический интерес? Вроде нет.