Наталия Костина-Кассанелли - Найти, чтобы потерять [litres]

– Как угодно! – ответствовала красавица-невеста, которая, видимо, рассчитывала совсем, совсем на другое, когда добивалась этого статуса. Она приносила ему молодость, красоту, ум – хотя, возможно, ума от нее и не требовалось, – а взамен логично рассчитывала получать безмерное обожание и потакание всем прихотям. Чтобы поклонялись и баловали. Возможно, у Лин еще не было опыта и Ник Ник был первым мужчиной, первым представителем такого ранга – или же девушка просто не рассчитала сил? Либо, как говорят, нашла коса на камень? О, Николай Николаич, несомненно, был кремень, он же самодур, деспот, домашний (а возможно, и не только домашний) тиран, сатрап и сумасброд. И наверняка женщины были для него не совсем одушевленными предметами – во всяком случае, свои желания они просто обязаны были согласовывать с ним. Более умудренные опытом общения с сильными мира сего могли бы подсказать красавице: прошение, даже поданное по всем правилам – с поклоном, реверансами и расшаркиваниями, – далеко не всегда бывает удовлетворено! Лин не учла этого – и теперь ее удаляющаяся спина излучала негодование, а на меня девица даже не взглянула. Не потому ли, что не хотела демонстрировать заплаканные глаза или, что еще хуже, совершенно ненавидящий взгляд?

Не-е-е-т, Стасов, не придумывай! Девушка, конечно, выходит за нашего олигарха по расчету, но расчет у нее правильный – довести дело до законного завершения, а не рассориться и разбежаться! Ей нужны статус и все права жены, а не сомнительное звание бывшей невесты! Пусть даже жен у Ник Ника было пять, но Лин особа решительная… да и каждая из этих пяти наверняка считала, что будет последней! Последней и единственной, вытеснившей из раненого сердца вдовца всех предыдущих неудачниц. Ни одна не думала, что может остаться в его воспоминаниях лишь прочерком… незамысловатым тире между двумя датами. И каждая хотела если уж не царского венца, то надежного дома, пристанища, в котором она была бы хозяйкой, единственной и безраздельной!

Она все-таки обернулась – в самых дверях. Полоснула по жениху обсидиановым клинком взгляда, дрогнула губами, по-детски припухшими, обиженными. Потом чуть задержалась глазами на мне, словно желала призвать в союзники, рассмотреть, жалею ли я ее молодую, великолепную красоту, приносимую в жертву этому старому эксцентрику, неуравновешенному чудовищу… Я ответил невозмутимой миной. Мне вовсе не улыбалось стать буферным государством и жилеткой для излияний их обоих. У меня уже были грустная и одинокая Желтая Уточка и неотвеченные Кирины звонки – теперь уже она не брала трубку, когда я вчера целый день пытался к ней пробиться.

Да, мне не было до Лин никакого дела – и потому, что я подписал контракт, и еще потому, что меня все больше и больше захватывала идея нового романа – исторического, да, исторического! «История умалчивает о многих историях»… Кто это сказал? Булычев, кажется? Нет, какой там Булычев! Булатович. Юзеф Булатович, польский остроумец, часто попадавший своими афоризмами в самую суть вещей и проблем. Да, история умалчивает слишком о многом… поэтому ей и нужны рассказчики. Такие, как я? Слишком многословные, с необузданной фантазией? Любители сочинять детективы и сказки? А почему бы и нет? Да, почему бы и нет!

Николай Николаевич не спешил начинать новую главу в своем собственном повествовании. В своей истории, состоящей по крайней мере из пяти грустных романов. Трагедия в пяти актах… и бог его знает, что еще было в жизни этого человека – кроме сломанных ребер, предательства, убийства близкого человека и крушений надежд…

«Интересно, а есть ли у него дом? – вдруг подумал я. – Строил ли он своим женщинам дома, где они становились настоящими хозяйками? И есть ли у него дом сейчас? Или же он так и скитается из отеля в пансионат, из гостиницы в следующую гостиницу… Не отсутствие ли своего дома – пунктик этого человека, терявшего дом как понятие и пристанище раз за разом? Недаром тут, где, по его словам, он проводит половину времени в году, у него даже собственные апартаменты с сейфом имеются! А у тебя самого, – неожиданно поинтересовался я, – есть ли дом, Стасов? Настоящий дом, а не захламленная конура, куда стыдно привести женщину? И не потому ли ушла Кира, что почувствовала – ты не живешь настоящим, нет у тебя настоящего, Лева! Некоторые птицы и звери не роют нор и не строят гнезд, а занимают брошенные и никому не нужные. С запахами запустения и одиночества… И ты почти так же – тебе все равно, где жить, потому что ты не живешь в реальности. Ты постоянно проваливаешься в какие-то норы твоего больного воображения, поэтому-то и взял первое, что под руку попалось, – с видом на автомагистраль, с невыносимыми звуком и запахом, – хотя мог бы жить совсем в другом месте! Но тебе все равно, где жить… ты обитаешь внутри собственных иллюзий! Но только женщины – они совсем другие. Им нужен настоящий дом, а не стоящее на песке нечто, которое может рухнуть в один миг! Рухнуть и погрести под собой так любовно налаженный быт – который важная часть их мира, их самих!»