Илья Рясной - Мокруха

— Сам кто такой?

— Тофик меня зовут. Слушай, дорогой, открывай, мне еще в два места успеть надо!

От Рафика действительно должны были что-то привезти, и телохранитель знал об этом. Гусявин тоже знал. Совершенно случайно в одном из магазинов Ларечника подслушал разговор. Такая удача выпадает редко, и глупо ее упускать.

Телохранитель — чемпион города по культуризму, еще раз посмотрел в глазок и отодвинул засов.

— Давай… — начал было он и тут же получил сокрушительный удар свинцовой трубкой по голове, отступил на два шага и рухнул на пол, обливаясь кровью. Дверная цепочка была перекушена, и троица ворвалась в дом.

Телохранитель не потерял сознания, он, судя по всему, принадлежал к числу людей «пуленепробиваемых», способных выдерживать удары большей силы. Кровь заливала глаза. Он попытался встать. И тут увидел у своего лица ствол пистолета.

— Уложу насмерть.

Телохранитель не был силен в психологии, но по голосу налетчика понял — тот свою угрозу выполнит. И еще он подумал, что собственная жизнь для него чрезвычайно ценна, даже, можно сказать, бесценна. Он остался сидеть на полу, вытирая рукавом кровь. Все происходящее он видел словно в тумане.

Хозяйку дома и дочку искать не пришлось — они стояли в коридоре, желая узнать, что принесли от Рафика. Их уложили на пол.

— Не скули, шлюха. — Глен ударил лежащую на полу женщину.

Она замолчала, прикрывая руками голову. Дочка лежала рядом, ее трясло, она жалобно всхлипывала.

Теперь поворачиваться. В сумку сграбастать коллекцию орденов — хозяин дома был известным коллекционером. Это для Слепцова. В сумку и бриллиантовое колье — оно лежало на виду в серванте, его даже не удосужились спрятать.

— Где сейф, шлюшка? — Глен еще раз пихнул ногой женщину.

— У нас нет сейфа.

— Отрежу дочке ухо и заставлю тебя слопать, жаба.

— На кухне за шкафчиком. Ключ у мужа… Я правду говорю. Вы все забирайте, только нас пощадите.

— Лежи, шлюшка, тихо. — Глен еще раз пнул ее ногой, и тут у девочки не выдержали нервы.

— Мама! Не тронь маму! — Она оттолкнула Глена и бросилась к матери.

— Ух, крыска! — Глен изо всей силы саданул ребенка ногой. Девочка пролетела через весь коридор и потеряла сознание.

— Ах, гад! — Телохранитель приподнялся и из полусидячего положения саданул Глена так, что тот всем телом шмякнулся о стену. Со стены упала картина, и рама разбилась на кусочки. Хлоп — самодельный глушитель подавил звук выстрела. Телохранитель завалился на бок. На его груди расползалось красное пятно.

— М-мать твою!.. Уходим! — скомандовал Глен.

— А с этими что делать? — спросил Снайпер Матросова по-азербайджански. За годы войны они выучили язык настолько, что могли перекинуться несколькими фразами. Это было удобно, когда не хотелось, чтобы их понимали другие.

— Не знаю, — пожал плечами Матросов. — Вы командиры, вы решайте. Ребенка жалко. — Он перешел на русский. — Это все-таки не с карабахскими ишаками воевать.

Глен посмотрел на них, понял, о чем они разговаривают, и приложил палец к виску, вопросительно приподняв брови. Снайпер пожал плечами.

Глен кивнул и поднял пистолет. Потом покачал головой.

— Пусть живут. Свяжем.

— Звери, — прошептала женщина перед тем, как ей связали руки и запихали кляп в рот…

— Надо их все же было пришить, — сказал Снайпер в машине, закуривая сигарету. Руки его почти не дрожали.

— Нет, нельзя было. Трое убитых, из них один ребенок — такой шухер начнется, со всей Руси ментов нагонят. А так обычный разбой, каких полно.

— Могут опознать, — не успокаивался Снайпер.

— Мы в масках были.

— Может, пронесет…

Никто из них снова не заметил пристроившейся сзади «девятки».

В «Синем гусе» в уютном кабинете вновь собрались Медведь, Кот, директор рынка Ашот Пазарян и руководитель азербайджанских бригад Анвар Джавадов. Опять на столе была стерлядка, икорка, салаты, грибы… Марочный коньяк и водка «Зверь» помогали расслабиться, но ими никто не увлекался. Разговор опять был из тяжелых. Если встреча закончится неудачей, последствиями этого могут быть кровавые разборки, автоматные очереди, взрывы.

— Что-то со мной стало твориться. — Медведь с тоской глядел на заставленный деликатесами стол. Он связался с Гербалайфом, и произведения кулинарного искусства перешли для него в разряд запретных. — Понимаешь, Анвар, проснулся я ночью в холодном поту. Приснился мне кошмар. Будто ты перестал меня уважать и даже вторгся в мои владения.