Илья Рясной - Мокруха

Подошел Магомед, бухнулся на стул и, мрачно уставившись куда-то вдаль, потребовал у Тани:

— Закажи нам по отбивной и водки.

Таня пошла искать официанта.

Магомеду исполнилось двадцать три, а Насрулле двадцать пять лет. Двоюродные братья внешне совершенно не походили друг на друга. В Магомеде ощущалась мощь — покатые плечи, толстая шея, как у борца. Так оно и было: он дошел до кандидата в мастера спорта по самбо, пока не бросил эту тягомотину. Лицо его не было обезображено печатью интеллекта, не озарено мыслью. Он относился к числу неразговорчивых, угрюмых и агрессивных людей, от которых лучше держаться на почтительном расстоянии. В нем присутствовала, однако, какая-то животная притягательность, чего нельзя было сказать о Насрулле. Кривоногий, длинноносый, плюгавый, лысеющий Насрулла был нахален, вертляв, суетлив, неглуп и очень хитер. Меньше всего ему подходила роль сердцееда. Однако душа женщины такие потемки, что не высветишь ни одним прожектором: пользовался успехом у дам.

Нина гладила плечо Насруллы и смотрела на него глазами, полными обожания. После школы, поработав год в магазине, она выскочила замуж за лейтенанта, только что закончившего местное артиллерийское училище. Парень попался красивый, умница, сдувал с нее пылинки, ни на кого другого не смотрел. Она же относилась к нему грубо, с раздражением. Потихоньку начала изменять с заезжими грузинами. У нее появились дорогие духи, косметика, карманные деньги, более значительные, чем мужнина зарплата. Потом набрела на Насруллу, втрескалась в него по уши, бросила мужа, который, увидев ее любовника, заявил, что у нее зоофилия. Потом она родила от Насруллы ребенка, отправилась на панель и была вполне довольна жизнью.

Насрулла хлопнул рюмку водки и произнес:

— Как же так, такая хорошая, красивая девушка — и не наша? Как такое может быть?

— Насрулла считает, что должен трахнуть всех хороших девушек, — прокомментировала Нина.

— А что, думаешь, сил не хватит?

— Хватит, дорогой мой, конечно, хватит, — снова погладила его по плечу Нина. Его рука под столом поползла к ней под юбку.

— А что, у меня высоко поднят не только авторитет.

— Да, тот авторитет у него ого-го, — хихикнула Нина.

— А чем Карина сейчас занимается? — спросил Насрулла.

— Ничем, — пожала плечами Карина.

— Это нехорошо. Человек должен работать. Я работаю — у меня есть деньги. Ты не работаешь — у тебя нет денег. Маркс еще говорил.

— Марксист ты мой. — Нина поцеловала его.

— Оставь, женщина. Твоя подруга — хорошая девушка, ей грех не зарабатывать деньги. Я в этом толк понимаю.

Насрулла действительно понимал в этих вопросах: и он, и его родственники, и многие знакомые превращали прекрасные женские тела в источник своего благосостояния.

В Дагестане, в районе, где жила семья Насруллы и родственники, их всех по праву считали людьми пустыми и вздорными, с чрезмерной даже по восточным меркам тягой к женщинам. Старший брат Насруллы Азиз сильно обжегся на этом, была какая-то темная история с соседской девчонкой, в результате которой по закону гор ему едва не перерезали горло. Он отделался легко: было достигнуто соглашение, по которому их род выплатит роду девушки двадцать тысяч рублей в дореформенных деньгах. После этого Азизу пришлось подаваться в Москву, где он устроился вполне прилично. Вскоре он привез оттуда девушку лет семнадцати. Оказалось, он подцепил ее где-то на улице, привел в общежитие к землякам. Насиловали ее всей общагой. Потом он повез ее в Дагестан. Как он умудрился сделать так, что в дороге она не попыталась сбежать и не подняла шума, — осталось тайной. Спрятали ее в горном ауле, куда приходили все братья ее насиловать. В конце концов она превратилась в робота, делавшего все, что ей скажут. Довольно скоро она умерла от воспаления легких, похоже, полностью потеряв желание жить.

Ни Насрулла, ни Магомед делать ничего не умели и не хотели, а потому путь их лежал в Москву, к Азизу. Они организовали уличную торговлю девочками на одной из центральных улиц города. Но просто так заниматься сутенерством было неинтересно. И они принялись «обрабатывать» иностранцев и богатых клиентов. Начиналось с того, что кого-то из девочек «снимали». Потом шли варианты. Или клиента, расслабившегося в предвкушении сладостных утех, просто били и без денег и ценных вещей выбрасывали из машины. Или «клофелинили», то есть при помощи психотропных веществ приводили в бессознательное состояние. Этот вариант был самый удобный, поскольку после обработки «психотропами» клиент не в состоянии вспомнить не только примет преступников, но и вообще сам факт, что кого-то «снимал». Правда, существовал риск, что при слабом сердце клиент умрет, но это уже его проблема. Ни сутенеров, ни девочек это не занимало.