Кейт Родс - Убивая ангелов

– Но к чему было возиться со всеми этими открытками с изображениями ангелов и перьями?

Бернс озадаченно пожал плечами:

– Ее отец был викарием. Может, не могла вынести этот грех.

Я вспомнила тайный крестик, который носила ее мать. Трудно понять, как религиозное воспитание могло вылиться в столько смертей.

– Она сказала и кое-что еще, – добавил Дон. – Планировала заняться Николь за то, что та положила глаз на Макса.

Осознать эту мысль у меня получилось не сразу. Впрочем, ничего удивительного в том, что Николь Морган наметила в качестве будущего мужа мультимиллионера, пусть они оба и состояли в браке, не было. Но какая ирония – покромсав жену, Лиам спас ей жизнь! Доберись Софи до Николь первой, она бы не просто изуродовала ей лицо, но, вероятно, перерезала бы и горло.

Вид у Бернса был жизнерадостный – едва ли не впервые за последние недели. К нему вернулась прежняя уверенность. Появись здесь сейчас Тейлор, он бы выбросил его в окно.

– Дай мне еще минутку, и я отвезу тебя домой, – сказал инспектор.

Его представление о минуте могло растянуться до часа в зависимости от отвлекающих факторов. Пытаясь устроиться поудобнее на пластиковом стуле, я заметила на его столе ежедневник Поппи Бекуит. Попробовала сдержаться, но эту битву выиграть было невозможно. Страницы обещали завораживающее чтение. Услугами Поппи пользовались мужчины самого разного положения: ведущий телешоу, мой любимый эстрадный комик, даже теннисист мирового уровня. На второй странице я увидела имя Эндрю и поняла, что Бернс, как обычно, пытался меня защитить, хотя это и выглядело чертовски очевидным. Видеть фамилию моего друга небрежно выведенной закругленным почерком Поппи было все еще больно. В ее графике – вплоть до последних недель – Пирнан значился наравне с прочими. Я уставилась в окно, стараясь не осуждать его. Эндрю так себя загнал, что времени для личной жизни ему просто не хватало. На его месте я, быть может, поступала бы так же. Я прекрасно знала, что такое работать до одури, а затем идти домой, где тебя ждет пустая кровать.

Небо за окном уже начинало светлеть, и я, взглянув на часы, увидела, что уже почти семь. Город завтракал и принимал душ, готовясь к очередному рабочему дню. Я уже собиралась уйти, когда наконец вернулся Бернс. Руки у меня все еще дрожали, но я решительно настроилась дойти до машины самостоятельно, без посторонней помощи. Пол едва не ушел у меня из-под ног, когда я встала, и инспектору пришлось меня поддержать. Он стоял напротив окна, заслоняя широкими плечами почти весь свет. В глазах его читались самые разные эмоции: удивление, жалость, может, даже легкий намек на восхищение… Я спросила себя, не вознамерился ли он сообщить новую порцию дурных новостей, потому что никогда не видела его таким серьезным.

– Можно я теперь поеду домой, Дон? – попросила я.

– Нет, пока еще нельзя. – Он даже не улыбнулся.

Я немало изумилась, когда инспектор обнял меня, хотя мне и следовало бы помнить, что утешение – его специализация. Моя щека покоилась на его плече – я как будто обнимала великана. Ни один из нас не отстранился, пока кто-то не прошел мимо, стуча каблуками по линолеуму за дверью. Когда я отпрянула от Дона, он все еще смотрел на меня с непонятным выражением лица. Переведя взгляд вниз, я заметила темное, размером с кулак, уже начавшее темнеть коричневое пятно на рукаве футболки. Моя одежда была покрыта засохшими пятнами крови. Неудивительно, что Бернсу стало меня жаль. Я и выглядела, пожалуй, как архетипическая жалкая блондинка – бледная, дрожащая как лист, онемевшая от шока.

Я прошла по участку, провожаемая косыми взглядами – одежда в пятнах крови, волосы растрепанные… Дверь в кабинет Лоррейн Бразертон была приоткрыта, и я даже увидела ее мельком – в этот день суперинтендант выбрала темно-серое, в тон застилавшим небо тучам, платье. Занятая просмотром содержимого картотечного ящика, она не заметила меня и не втащила к себе, чтобы прочитать лекцию о необходимости соблюдения протокола безопасности. Ожидая, когда шум наконец стихнет, Бразертон уже готовилась снова отступить в тень, раствориться в безвестности. Может быть, она даже заказала уже билет на паром до Сен-Мало.

Журналисты – вот радость! – как будто и не заметили меня. Все с увлечением фотографировали сопротивляющегося аресту Дина Саймонса. Двое полицейских тащили репортера вверх по ступенькам, а он орал что-то насчет несправедливости. Я обошла толпу сторонкой и села в машину. В этот утренний час пик все как-то неестественно притихло и успокоилось. Такой же покой нисходил, должно быть, и на жертв Софи в последние мгновения перед смертью, когда они отдавались навеянной рогипнолом безмятежности. Но положив руки на руль, я почувствовала: что-то изменилось. Пришла уверенность. Уличный шум теперь не раздражал, а успокаивал, и даже езда, эта механическая рутина, воспринималась легко, как бег. Мне оставалось только переключать передачи да следовать голосу инстинкта самосохранения. Я подумала, что, может быть, даже доеду до дома, не сбив никого по пути.