Лейла, должно быть, работает сверхурочно. У них там крутят кино и перекусывают прямо под открытым небом, на берегу моря, и иногда, особенно в жаркие дни, пара-тройка официанток вдруг не являются на работу. Звонят хозяину и умирающим голосом: «Ах, у меня месячные! Ах, такие ужасные спазмы!»
Лейла объяснила Элизабет, что такое месячные: «Тебе всего восемь, ты еще маленькая. Но, понимаешь, мне мама не удосужилась об этом рассказать заранее, и, когда со мной впервые это случилось, я едва дошла домой, спина просто разламывалась, я решила, что умираю. Не хочу, чтобы с тобой было так же. И не хочу, чтобы ты узнавала о таких делах от подружек, они нашепчут невесть чего».
Элизабет постаралась придать комнате хоть сколько-нибудь опрятный вид. Она почти совсем задернула шторы, чтобы солнце не било так ослепительно, вытряхнула из пепельницы, стерла со столов, выбросила пивные бутылки, которые мама с Мэттом осушили еще до того, как начали ссориться. Потом пошла к себе. В ее комнате едва умещались кровать, комод и плетеный стул с продавленным сиденьем. В день рождения Лейла подарила ей покрывало из белой синели и подержанную книжную полку, которую Элизабет покрасила красной краской и повесила на стену.
Добрая половина книг, стоявших на полке, были пьесы. Элизабет выбрала свою любимую — «Наш городок». В прошлом году в школе Лейла играла Эмили и так часто репетировала свою роль с Элизабет, что девочка выучила все наизусть. Иногда на уроках арифметики она мысленно повторяла реплику за репликой. Это занятие нравилось ей куда больше, чем арифметика. Таблицу умножения хоть на музыку положи, все равно скучно.
Должно быть, она задремала. А когда открыла глаза, над нею, наклонившись, стоял Мэтт. От него несло табачным дымом и пивом. Он улыбнулся, тяжело перевел дух — запах стал нестерпимым. Элизабет отпрянула от него, но дальше двигаться было некуда. Он погладил ее по ноге.
— Книжка-то, наверное, скучища, а, Лиз?
Знает ведь, что она ненавидит, когда ее называют Лиз!
— Мама проснулась? Может, я начну готовить ужин?
— По-моему, твоя мамаша не прочь еще немного соснуть. Дай-ка я прилягу тут рядом с тобой, и мы вместе почитаем, идет?
Мэтт разлегся на кровати, прижав Элизабет к стене. Девочка попыталась высвободиться.
— Пусти, мне надо жарить гамбургеры, — сказала она, стараясь не показать, как ей страшно.
Но он схватил ее за руки.
— Ну нет, сначала обними хорошенько папочку, детка.
— Ты мне не папочка.
Она чувствовала себя как зверек, попавший в капкан. Хотела крикнуть, разбудить мать, но Мэтт прижался губами к ее рту.
— Ты такая хорошенькая, — шептал он. — Ты станешь настоящей красавицей, когда вырастешь.
Он провел ладонью по ее бедру.
— Пусти! Не надо, — сказала она.
— Чего не надо, детка?
И тут из-за его плеча она увидела, что в дверях стоит Лейла. Ее зеленые глаза потемнели от гнева. В одно мгновение она бросилась к ним, схватила Мэтта за волосы, да как дернет — у него даже голова запрокинулась. Потом что-то закричала. Чего — Элизабет не поняла.
— Хватит! Мало того, что сделали со мной эти ублюдки?! — визжала она. — Хочешь за нее приняться! Не выйдет! Я собственными руками убью тебя!
Мэтт со стуком опустил ноги на пол и рванулся в сторону, пытаясь освободиться. Но Лейла крепко вцепилась ему в волосы — благо они у него длинные! Элизабет видела, что ему больно. Он завопил, хотел ударить Лейлу.
Мама, наверное, услышала — храп в соседней комнате прекратился. Она появилась в дверях. Обмотана простыней, мутные глаза выпучены, рыжая грива стоит дыбом.
— Что тут у вас? — буркнула она.
Голос сонный, недовольный. На лбу у нее Элизабет заметила синяк.
— Спроси у этой сумасшедшей! Ну читал я ее сестрице. Что тут плохого? И нечего на меня с кулаками кидаться!
Мэтт орал, но Элизабет услышала в его голосе испуг.
— Лучше скажи этому подонку, пусть убирается отсюда подобру-поздорову, не то позову полицию!
Лейла отпустила Мэтта, рванув ему волосы напоследок. Потом, брезгливо сторонясь, обошла его, села рядом с Элизабет и порывисто прижала ее к себе.
Тут мама принялась кричать на Мэтта, а Лейла на маму. Потом мама с Мэттом ушли в свою комнату и начали драться. А потом воцарилось долгое молчание. Появились они уже одетые и сказали, что все это было сплошное недоразумение и пусть девочки побудут дома, а они выйдут ненадолго.
Когда они ушли, Лейла сказала:
— Хочешь, открой консервированный суп. И может, пожаришь нам с тобой по гамбургеру? А мне надо кое о чем подумать.
Читать дальше