— Извините. Я ошиблась адресом, — пробормотала она, стараясь не выдать своего смятения. — Мне нужен угол Одиннадцатой и Пятой.
— Я уже выключил счетчик.
— Включите заново. Я заплачу.
Дрожащими руками Элизабет нащупала бумажник. Заметив, что к машине направляется швейцар, она потупилась — не хотела, чтобы ее узнали. Она нечаянно назвала шоферу Лейлин адрес. Здесь, в этом доме, Тед ее убил. В пьяном безумии столкнул с террасы на крыше.
Элизабет пробрала дрожь — картина, которую она никак не могла забыть, снова встала у нее перед глазами. Тело Лейлы, в белой атласной пижаме, летящее с сорокового этажа… Сзади шлейфом развеваются длинные рыжие волосы. А внизу бетонное покрытие внутреннего двора.
И снова те же мучительные вопросы… Была ли она в сознании? Успела ли понять что-нибудь?
Как жутко, наверное, ей было в эти последние секунды!
Останься я с ней, думала Элизабет, этого бы не случилось…
В квартире, пустовавшей два месяца, было душно. Но едва Элизабет распахнула окна, в комнаты ворвался ветерок, несущий с собой особую, сложную, но в целом приятную смесь запахов, столь характерную для Нью-Йорка: пряные ароматы из индийского ресторанчика за углом, едва уловимое цветочное благоухание с балкона напротив, бензинные выхлопы с Пятой авеню, слабое дуновение морского воздуха с Гудзона. Элизабет жадно дышала всей грудью и через несколько минут ощутила, что напряжение начинает отпускать ее. Все-таки хорошо чувствовать, что ты дома. Работа в Италии была попыткой бежать от себя, временной передышкой. Тем не менее она ни на минуту не забывала, что рано или поздно, а в суд идти придется. В качестве свидетеля обвинения против Теда.
Она проворно распаковала вещи, поставила горшки с цветами в раковину. Жена управляющего обещала их поливать, да, видно, не сдержала слова. Обобрав сухие листья, Элизабет занялась почтой, которая стопкой лежала на столе в столовой. Она быстро все перебрала и рассортировала — рекламные проспекты, купоны, личные письма, счета. Увидев конверт, надписанный красивым, четким почерком, с подробным обратным адресом в углу — мисс Дороти Сэмуелс, санаторий «Кипарисы», Пеббл-Бич, Калифорния, — Элизабет улыбнулась. Сэмми! Но сначала, хотя и неохотно, все же вскрыла другой конверт — большого формата, явно официальное письмо — со штампом канцелярии окружного прокурора.
Письмо было коротким. Ее уведомляли о том, что 29 августа она должна позвонить помощнику прокурора Уильяму Мэрфи и условиться о встрече, чтобы просмотреть свои показания.
Письмо не было для нее неожиданностью. Ведь только что по дороге из аэропорта домой она читала номер «Глоб», посвященный Лейле, к тому же невольно оказалась у ее дома… И все-таки во рту пересохло, стены комнаты будто разом надвинулись на нее. Снова все встало перед глазами: как она давала показания на предварительном слушании, как упала в обморок, когда ей показали фотографии мертвой Лейлы. О Господи, думала она, неужели мне снова предстоит пройти через все это…
Зазвонил телефон.
— Алло, — едва слышно проговорила она.
— Элизабет, — пропел голос в трубке. — Как ты? Я все время о тебе думаю.
Мин фон Шрайбер! Ее только не хватало! Усталость сразу навалилась на Элизабет. Мин в свое время первая дала Лейле работу манекенщицы. Теперь она замужем за австрийцем, бароном Шрайбером, и у них шикарный санаторий «Кипарисы» в Пеббл Бич. Мин — старинный и добрый друг, но сегодня Элизабет так не хочется с нею разговаривать. И тем не менее Мин из тех людей, которым она не может сказать «нет».
Элизабет силилась говорить весело и бодро:
— У меня все хорошо, Мин. Правда, немного устала. Я только что вернулась домой.
— Не распаковывай вещи. Завтра утром ждем тебя в санатории. Билет для тебя оставлен в агентстве «Американ Эйрлайн». Рейс наш обычный. В аэропорту в Сан-Франциско тебя встретит Джейсон.
— Мин, я не могу.
— Едешь в качестве моей гостьи…
Элизабет чуть не рассмеялась. Лейла всегда говорила, что эти слова даются Мин с величайшим трудом.
— Но, Мин…
— Никаких «но». Когда мы виделись в Венеции, я нашла, что ты страшно похудела. А впереди этот проклятый суд. Так что поедешь. Отдых тебе необходим. И вообще тебе надо себя побаловать.
У Элизабет перед глазами стояла Мин, с ее черными, как вороново крыло, пышными волосами, уложенными вокруг головы, Мин, которая с безмятежной, прямо-таки королевской уверенностью считала, что все ее желания — закон.
Читать дальше