Елена Басманова - Бомбейские чудовища

Он отвел взор от привычной панорамы зимней Невы с копошащимися на заснеженном пространстве человечками и покосился на спутника, будто тот мог уличить его в тайной стыдной мысли о том, что он уже нечаянно изменил своей жене, когда в жару метался на постели евангелической больницы. Сестры милосердия воспользовались его беспомощностью. Как же ему смотреть в глаза Эльзе?

Внезапно злость наполнила все существо юного стажера, он ощутил себя зверем, загнанным в клетку. И желание мщения вспыхнуло в его груди. Он уже потянулся к Фалалею, чтобы поделиться с другом страшной догадкой, но вовремя передумал и сдержался.

Нет, если кому-нибудь из коллег-журналистов можно сказать о своих ужасных подозрениях, то только Мурину. Тот не болтун, мужчина сильный, поймет, поддержит, а если потребуется, то и разубедит. Но где сейчас Мурыч?

— Фалалей, — позвал несчастный, — а где в Петербурге борцы соревнуются? Ну, куда Ольга Леонардовна Мурыча послала?

— Зачем тебе? — подозрительно отодвинулся тот, — это здесь недалеко, в Михайловском манеже.

Внезапно Самсон похолодел: он вспомнил, что фотография его дорогой жены Эльзы значилась в учетной книге фотоателье Лернера под явно вымышленным именем Жозефины де Пейрак! И делалась фотография для участия в конкурсе красоты! Неужели свершится чудо, и через два дня в зале Благородного собрания он увидит свою потерянную возлюбленную?

Слезы навернулись на глаза. Смутные подозрения, терзавшие душу, обрели ясные очертания. Он понял все! Все-таки за месяц столичной жизни, побывав в удивительных передрягах, он изрядно поумнел! Мерзость свершившегося открылась перед ним как на ладони. Вот оно — преступление по страсти!

Его отец, Василий Игоревич, воспылал преступной страстью к Эльзе Куприянской, но сам жениться на ней не мог, как не мог дать приличной девушке и положения в обществе. Он воспользовался тем, что Эльза обворожила сына… Не исключено, отец, желая избавится от соперничества сына и связать его обетом молчания, сам договорился в деревеньке о тайном венчании! А после убрал за немалую мзду следы сговора со священником и отправил Эльзу в Петербург… Вот почему она скрывается под другим именем. Живет, возможно, на субсидии отца, избегает общества. Собирается участвовать в конкурсе красоты — и именно для встреч с ней приезжает в столицу отец! А не для того, чтобы сына воспитывать…

Будто камень свалился с души юного журналиста. Горько ему было. Горько. Но и спокойнее стало. Значит, отец грешен перед сыном — это хорошо. Значит, сам Самсон не виноват перед Эльзой, а Эльза перед ним виновата. Если брак был инсценированным, тогда и измена с евангелическими сестрами не считается — что тоже хорошо. Но все же, как могла эта милая ласковая женщина предпочесть ему, молодому, сильному, красивому, — полуоблезлого, оплывшего старика?

— Эй, Самсон, дружище, слезай, — услышал стажер, — приехали.

Сани стояли у сияющего огнями парадного крыльца Благородного собрания.

Фалалей расплатился, и журналисты устремились внутрь, в теплый зев парадной. В холле толклись какие-то не слишком презентабельные личности. Между ними лавировал лысый человек во фраке.

— Господа, господа, расходитесь, — повторял он как заведенный, — я уже сообщил вам все, что знаю. Победительницу объявят послезавтра к полуночи.

— А где мы возьмем фотографии претенденток? — послышались недовольные голоса.

— Господа, по условиям конкурса претендентки имеют право сохранять инкогнито до самого финала. Скажу одно, все они прелестны. Есть и жены служащих, и актрисы. Билеты уже раскуплены. В конкурсе пожелала принять участие и одна иностранная подданная, — не далее двух часов назад для нее абонировал ложу под номером четыре ее антрепренер.

— Имя! Имя! — пронырливый народец обступил лысого тесным кольцом.

— Имени не знаю, — хитро улыбнулся тот, — а псевдоним Жозефина.

Говор в холле усилился, любопытствующая публика обменивалась соображениями и домыслами, и вскоре стала потихоньку рассеиваться в пространстве.

— Эй, Самсон, господин Шалопаев, — Фалалей толкнул стажера локтем в бок, — чего задумался?

— Не знаю, — автоматически ответил тот, едва держась на ногах от страшного удара, который обрушился на его сознание.

— Жозефина, Жозефина, — задвигал губами Фалалей, — знакомое имя. Не знаешь? И чему вас только в гимназиях казанских учат? Так звали жену Наполеона! Не иначе как французская подданная! А вдруг королевских аристократических кровей? Надо бы в посольство сбегать.