Елена Басманова - Бомбейские чудовища

Надзиратель ушел, а помощник дознавателя вновь уселся за стол начальника. Несмотря на то, что Сыромясов без его участия склонился к добровольному признанию, Лапочкин все же ощущал, что задержался на службе дольше обычного не зря. Кто знает, может, какие флюиды уловил сквозь стены…

Он представил себе, как обрадуется завтра Павел Миронович, и усмехнулся почти по-отцовски, снисходительно. Затем смело взялся за трубку телефонного аппарата. Услышав голос телефонной барышни, велел соединить его с квартирой Сыромясова. Все-таки супруге надо сообщить о несчастье…

В сыромясовской квартире довольно долго никто к телефону не подходил. Наконец трубку сняли, и послышался недовольный старческий голос.

— Кто у аппарата? — строго спросил Лапочкин.

— Хозяина дома нету, а я кухарка, Нюша.

— Очень хорошо. Позови барыню.

— Барыни тоже дома нету.

— А где ж она?

— Да в Юсуповском саду. На коньках катается с подругами. Лед там хороший.

— Вот как? — изумился Лапочкин.

— Да вот так. В наше-то время такого бысстыдства не знали. Чтобы на коньках да мужней жене. Зла не хватает на нонешних греховодников. Совсем стыд потеряли. А вы, извиняюсь, кто будете?

— Я-то? — Дознаватель помялся. — Я из Окружного суда, хотел сообщить барыне, что господин Сыромясов у нас пребывает…

— А, всего-то? — разочарованно протянула Нюша, — да она знает. Своими ушами слыхала, как она говорила.

— И что же? Что? — досадливо перебил кухарку Лапочкин. — Не беспокоится барыня?

— Да беспокоится, да ведь не впервой…

— Что не впервой?

— Да ночные отлучки барина, — хихикнула Нюша, — да можно спать спокойно. Времена ныне такие — сами знаете.

— Знаю, знаю. Времена-то эти я знаю недурственно, — подтвердил Лапочкин, дивясь нахальству прислуги. — А вот как ты, милая, можешь хихикать в данных обстоятельствах, не понимаю.

— А мне что? Плакать прикажете? — удивилась собеседница. — Да мне некогда с вами лясы точить, ужин еще не готов, дрова в печи зря переводятся…

— Ты вот что, старая, не дерзи, — разъярился Лапочкин. — А лучше передай своей барыне, чтобы одежду какую поприличней супругу принесла.

— Вот еще! — воспротивилась кухарка, — вы его держите, вы его и одевайте. Не голый же он. А барыне некогда глупостями заниматься. Она и учится, и к лимпиаде готовится.

— К какой лимпиаде?

— Откель я знаю, какой? Слыхала, подруги ее подговаривали ехать на лимпиаду, за большим кушем. На коньках-то хозяйка птицей летает.

— Тьфу ты! — Лапочкин с досадой хлопнул трубку на рычаг. — Ну и жены! Никакой нравственности!

Помощник дознавателя встал и, заложив руки за спину, заходил по кабинету из угла в угол, проклиная и современных жен, и современную прислугу. Потом, успокоился и вновь вернулся к телефонному аппарату.

— Алло, барышня, соедините меня с приемной доктора Самоварова, — попросил он устало и, дождавшись ответа, продолжил. — Приемная? Могу я поговорить с доктором?

— Он занят с пациентом, — прощебетал на другом конце провода молодой девичий голосок.

— А когда освободится?

— А кто говорит, по какому вопросу?

— Из Окружного суда.

— Я передам доктору, что звонили. Благодарю вас за беспокойство. Кабинет уже приведен в порядок.

— А приемная?

— Благодарю вас, никогда не ожидала от следствия такого внимания. Все как новенькое.

— А шкура медвежья на полу лежит?

— Не извольте тревожиться, — кокетливо ответила барышня, — лежит, в целости и сохранности.

— А шкура та же, что и раньше лежала?

— А вы бывали у нас и раньше? Тогда приходите еще, всегда рады постоянным клиентам. Заодно и сами убедитесь.

— Тьфу ты! — в досаде Лапочкин снова хлопнул трубку на рычаг.

Значит, доктор Самоваров шкуру белого медведя Мурину не дарил. А Мурин, значит, не колдовал над ней, не отрезал голову, не перекрашивал, не вручал Сыромясову. Впрочем, в столице сколько угодно медвежьих голов по гостиным валяется.

Мысль дознавателя летела стрелой, прямо и отважно: а что, если медвежья шкура с мордой просто-напросто лежала в гостиной самого Сыромясова? Он, разумеется, не признается. Возможно, и жена скроет, и кухарка. Но нет, вряд ли. Все-таки господин Сыромясов недаром имеет псевдоним Дон Мигель Элегантес! Если бы что-то европейское, новомодное, цивилизованное — тогда такие подозрения были бы обоснованы. А медвежья шкура — слишком обыденно, дурным вкусом попахивает, не стал бы Сыромясов такую лапотную, дремучую вещь в собственном доме держать!