Елена Басманова - Тайные пороки

— Не. Не слыхал. Зачем ему Милюков? Тот все шумит да по заграницам порхает. Не до России ему. — Иустин понизил голос и сообщил: — В одной газете даже писали, будто он русские секреты американцам продал!

— Да что вы шепчете! — рассмеялся Тернов. — Об этом многие газеты писали, это не тайна.

Тернов уже собирался сказать Немытаеву о письме от Милюкова, найденном в квартире покойного, но тут увидел Лапочкина: тот, стоя за спиной посетителя, округлил глаза и приложил палец к губам.

— А что вы думаете об орудии убийства? О кочерге с бантиком? — подал голос Лапочкин.

— Кабы такая кочерга где по близости водилась, непременно бы знал, — открестился Немытаев, — народ у нас ушлый, глазастый, языки чесать любит… Не, эта кочерга откуда-то принесена, не наша.

Тернов глубоко вдохнул, уставился на начищенные сапожищи ценного свидетеля.

— Место для убийства такое неудачное, невыгодное, — сказал он обиженно, — исключает версию грабежа. Да и нападение социалистов маловероятно — они предпочитают среди бела дня бомбы метать да постреливать.

— Уж не знаю, как вам помочь, ваше высокоблагородие, — поник Иустин, — бесполезный я человек, как жена моя всегда говорит. Христа ради, отпустите меня, толку все одно нет. А жена меня со свету сживет: долго прохлаждался, выручку теряем…

— Неужели вы боитесь своей половины?

— Как не бояться-то? — едва ли не заскулил Иустин. — Какой год уж муку адскую терплю. Клиенты думают, она у меня аки агнец Божий тиха и скромна, а она казни чудовищные мне изобретает! Стыдно сказать! И ведь никак ее не уличить, проклятую!

— Как же вы терпите такую жизнь? — нахмурился Тернов.

— Да привык уж, привык, на все Божья воля, — залепетал мужичина, — тяжело, конечно, но бить нещадно приходится. После экзекуции дня два шелковая да любящая. А потом — опять за свое, злыдня.

— Похоже, ей нравится, когда ее лупят, — хмыкнул Лапочкин, — я таких баб много видел.

— Но это психическое отклонение! — возмутился Тернов. — А вы, вы, милостивый государь Иустин Петрович, хоть бы учиться бабу свою отправили, в воскресную школу, что ли, поумнела бы. И вы бы от своей привычки к рукоприкладству избавились. А то, знаете ли, нехорошо получается: такой видный и достойный человек, а так низко пали.

— Нам выше никак нельзя, — понурился Иустин, — посмешищем окрестным станешь. Да и я битую жену еще больше жалею.

Тернов досадливо махнул рукой и встал. Поднялся и посетитель.

— Я могу идти?

— Ступайте, голубчик, ступайте, — Тернов потерял интерес к свидетелю, — если что интересное вспомните, увидите или услышите, не сочтите за труд оповестить.

— Всенепременно, ваше высокоблагородие, не извольте сомневаться. — Пятясь задом к дверям, Иустин мелко дергался склоненным корпусом вниз, в голосе его звучало ликование.

Когда дверь за посетителем закрылась, следователь исподлобья взглянул на Лапочкина.

— Что скажете, Лев Милеевич?

Лапочкин потер ладони и тихонько засмеялся:

— Очень интересное дельце вырисовывается, ваше высокоблагородие. Чую, прославимся, если поймаем преступника.

— Как же его вычислить, преступника-то?

— Только через невесточку покойного, только через невесточку. Я, как услышал, что она в меблирашках обитает, сразу шуганул, к канцелярскому телефону. Позвонил в адресный стол, кто такая, спрашиваю? Мне отвечают — дочь помещика из Саратовской губернии. Девица достойная. А потом и в меблирашки.

— Не хочу я к ней сейчас ехать, — занервничал Тернов, — она небось в истерике лежит, а я женских слез не выношу.

— Не извольте беспокоиться, — поспешил утешить начальника Лапочкин, — девица ныне отсутствует дома.

— Как отсутствует? — удивился следователь. — Куда же она девалась? Ее же этот Иустин прямо по адресу доставил!

— Ну так то с час назад, а может, и более, — мягко подчеркнул Лапочкин. — Так мадемуазель Толмазова изволила переодеться и отправилась на выставку гигиенических средств в сопровождении двух отроков.

— Что за черт? — Глаза Тернова полезли на лоб. — А отроки-то откуда взялись?

— Видимо, и на венчании неудачном были, а потом из жалости девушку решили сопроводить. Да вы не подумайте ничего плохого, может, родня, ее земляки, видимо, еще до приезда списались.

— И все-таки, Милеич, как хочешь, но что-то здесь не то! — воскликнул Тернов. — У меня в голове не укладывается! Как в таких обстоятельствах можно ехать с мальчишками — пусть и земляками — развлекаться?