Михаил Шторм - Алмазы Карибского моря

Они осторожно поставили дощатый настил на песок и пошли к мангусту, который то сворачивался калачиком, то резко распрямлялся, судорожно дергая в воздухе скрюченными лапками. Оскал зверька напоминал улыбку, но маленькие круглые глазки смотрели с невыразимой предсмертной тоской. Приблизившихся людей он не видел. Его оскаленная морда была перепачкана песком, прилипающим к слюне, беспрестанно текущей из пасти.

— Наверное, ранил кто-то, — предположил Шовкун. — Могли парни камнем бросить по пути. Голод не тетка.

— Ран нет, — сказал Быков. — Зато слюней хоть отбавляй.

— Что это с ним?

Мангуст в очередной раз свернулся кольцом и вдруг впился зубами в собственное брюхо.

Шовкун вздрогнул:

— Себя грызет, бедолага, так ему больно. Прибить бы надо. Или придушить.

Он приготовился присесть рядом с подыхающим зверем.

— Остановись! Не смей! Не прикасайся!

Это кричала Джейн, которая не только скатилась с носилок, но и пыталась ползти, неловко отталкиваясь одной ногой.

— Ему же больно, — стал оправдываться Шовкун, выпрямляясь во весь рост. — Я хотел только от мучений избавить мангуста этого.

— Отойдите от него, — скомандовала американка. — Оба. Скорее.

«Да чего ты так всполошилась?» — хотел было сказать Быков, но успел договорить только до начала слога «всп», потому что мангуст с неожиданным проворством подкатился к Шовкуну и попытался тяпнуть того за пальцы босой ноги.

Запорожец отпрыгнул с завидным проворством, после чего был вынужден еще дважды повторить прыжок и совершить несколько пируэтов, потому что мангуст не оставлял его в покое, преследуя его по песку. Это было пугающее и вместе с тем забавное зрелище. Казалось, что седой, раздетый по пояс, мужчина в пятнистых камуфляжных штанах отплясывает на пляже какой-то безумный танец под никому больше не слышную музыку.

Мангуст, израсходовав на преследование последние силы, вытянулся на песке. Волны конвульсий шли по его телу, он издал несколько пронзительных скулящих звуков и застыл.

— Ни фига себе, — пробормотал Шовкун, утирая ладонью пот.

Его седая чуприна потемнела от влаги и прилипла ко лбу.

— Это бешенство, — пояснила Джейн, переводя дух. — У нас на ферму несколько раз забегали бешеные скунсы и еноты. Потом приходилось убивать всех собак и кошек. Бешенство сразу не распознать, а оно смертельно.

— Даже для человека? — удивился Шовкун.

— В особенности для человека, — подтвердил Быков. — Укус такой твари заразен. Если не сделать вовремя укол, смерть неотвратима.

— Кто бы мог подумать, — пробормотал Шовкун, глядя на мертвую тушку.

— Нужно быть осторожнее, — сказала Джейн, опасливо озираясь. — Если один зверь взбесился, могут быть и другие.

— Нужно вооружиться, — сказал Быков.

— Ты побудь с девушкой, а я наберу камней, — предложил Шовкун.

— Камни не помогут. В такого маленького зверька не попадешь, когда бросится. Палки нужны. Дубинки подлиннее и покрепче.

— Ладно. Оставайся на месте.

Опасливо обойдя мертвого мангуста, Шовкун отправился на поиски оружия. Быков поднял Джейн на руки и отнес обратно.

— Очень больно? — спросил он, опуская ее на носилки.

— Почти ничего не чувствую, — ответила она и добавила: — Кроме благодарности. И…

— И? Ты не договорила.

— И не договорю, — сказала Джейн. — Какие могут быть признания в любви, когда я на ведьму похожа и потная, как свинья.

— Разве свиньи потеют? — удивился Быков.

— Не знаю. У нас так говорят.

Он хотел что-то сострить по этому поводу, когда увидел мангуста, выскользнувшего из кустов и потрусившего через пляж в направлении моря.

— Здоровый, — сказал Быков. — Взбесившиеся собаки избегают воды. Это так и называется — водобоязнь.

— Собаки, может, и боятся, — пробормотала Джейн. — А насчет мангустов неизвестно. Не двигайся. Лучше не привлекать его внимание.

Они забыли о существовании Шовкуна, бродящего по берегу в поисках вынесенных волнами сучьев. Он увидел мангуста, подскочил и бросился в воду, вздымая тучи брызг. Зверек, напуганный ничуть не меньше, помчался в противоположном направлении, вильнул и столкнулся нос к носу с Быковым, который, не придумав ничего лучше, загородил собой Джейн и громко закричал.

Мангуста как ветром сдуло. Услышал крик и Шовкун, барахтавшийся на отмели. Решив, что товарищи подверглись нападению и зовут на помощь, он выбежал из моря и помчался к ним во всю прыть, которую позволяли песчаные барханы и босые пятки. Джейн, видя его перекошенное лицо, разразилась истеричным хохотом, еще сильнее напугавшим Шовкуна.