Алексей Биргер - Ведьмин круг

Высик встал, подошел к изразцовой печке, открыл дверцу топки и заслонку, аккуратно сложил в гонку щепочки и березовые поленья, чиркнул спичкой. Дрова занялись сразу же. Язы­ки пламени весело заплясали, в трубе загудело. Высик сидел перед топкой на корточках, не снимая шинели, протянув руки к огню, ладонями вперед, словно ему было зябко.

Врач молча наблюдал за ним все это время, и лишь потом, созерцая его спину, спросил:

- И все-таки, почему старуха так тряслась над Уклюжным?

- Я, разумеется, могу лишь предполагать. - Высик говорил, не поворачиваясь, - Но уверен, что я прав на все сто. Мать Ук­люжного умерла через несколько дней после его рождения. Зна­чит, ему нужна кормилица. В таких семьях не брали кормилицу неизвестно откуда - подбирали среди людей, которых знают, которым можно доверять. Очень часто, по рекомендации дру­зей или родственников, брали хорошую женщину из простых, у которой только что умер ребенок и которой некуда девать мо­локо. Ведь главное - знать, что кормилица здоровая, честная, порядочная, что она любит детей. И не менее часто такие кор­милицы переносили на молочною сына свою нерастраченную любовь к родному сыну, порой любили молочного даже боль­ше родного - своеобразная реакция на перенесенную душев­ную травму! И тряслись над ним, сдували с пего пылинки, обо­жали слепо и истерически. Сказывалось, наверное, и то, что мамки через «сына» поднимались вверх по социальной лестни­це: пусть приемная, но мать барчука, понимаете? Нечто вроде тщеславия...

Высик, наконец выпрямился и начал расхаживать но комнате.

- Эпизод с кофепитием тоже очень показателен, - продол­жал он. - Так заботливо сохранять остатки былой жизни, прятаться в них хоть на несколько минут от дня нынешнего мог только человек, причастившийся хорошей жизни верхних сло­ев общества, но которому это причастие досталось не по праву, а перепало из-за стечения обстоятельств. В том, как она тща­тельно соблюдала свой ритуал, есть перенапряг, беспомощное цепляние за утраченное. Мне доводилось встречать «бывших». Все эти аристократы, белая кость недобитая, отменно держат себя в любой ситуации, знают правила хорошего тона, и при этом есть в них надменное равнодушие к потерянному. Если им попадется бутылка хорошего вина - они с первой пробы назовут тебе год и урожай и будут смаковать его так, как мы не умеем. Но если этой бутылки вина у них нет, они не станут изо всех сил гоняться за ней. Примут стакан водки под селедочный хвостик и будут довольны. Хороший кофе оценят по достоин­ству, но не станут из кожи вон лезть, чтобы каждый день пить кофе, обойдутся чайком. Закалка в них другая, понимаешь? Им не надо доказывать ни себе, ни другим, что у них это было. Или что им это положено иметь. А старуха именно доказывала себе самой, и в этом есть ущербность сознания... Та же самая ущер­бность, которая подвела ее в эпизоде с несвежей простыней: деревенские установки оказались сильнее всего... Нет, подумал я, мамка, кормилица, но никак не из настоящих «бывших». «Быв­шим» не было бы жаль ни кружевных пеньюарчиков, ни лиш­ней работы по перестирыванию простыни ради того, чтобы скрыть свою причастность к преступлению...

Высик помолчал, продолжая расхаживать по комнате, по­том заговорил снова:

- Можно себе представить, каким растет мальчик, окру­женный таким непомерным попечением. Ничтожеством, ма­менькиным сынком. К тому же он рано теряет отца. Времена трудные. А Косовановой хочется, чтобы ее обожаемый сыно­чек не знал никаких тягот, чтобы она всегда могла одеть его в приличный костюмчик или сунуть ему не меньше червонца в кармашек, когда настанет для него время свидания с девушка­ми. Так она связалась с дурными людьми. Наверное, сперва по мелочам с ними общалась. Скажем, приторговывала на тол­кучке рассыпными папиросами или пирожками, а в таких ме­стах всегда ошивается мелкая шпана, с которой надо иметь отношения. У Косовановой хваткий ум, и разок-другой она подала дельный совет, как повести себя в той или иной ситуа­ции. К ее советам начали прислушиваться, потом сами шли советоваться. Косованова стала авторитетом, и настал момент, когда она начинала получать вознаграждение за свои советы. Ей пришло в голову, что это намного прибыльней и спокой­ней, чем каждый день, в жару и холод, в дождь и снег, помно­гу часов торчать на улице, до хрипоты зазывая покупателей на свой товар. Прошло несколько лет, и Косованова все управле­ние забрала в свои железные руки. При этом она с самого на­чала повела себя очень осмотрительно, и только очень узкий круг людей знал, кто подлинный хозяин. И все - ради своего ненаглядного Сашеньки, который теперь всегда имел хлебу­шек с маслицем, деньги в кармане, мог франтить и пускать девушкам пыль в глаза. А Косованова умиленно любовалась, как ее солнышко ясное ведет себя барином, проматывая день­ги, которые достались ей чужой кровушкой.