Мария Воронова - Жертва первой ошибки

– Что с тобой? – спросила Татьяна.

– Не обращай внимания, – он изо всех сил стиснул виски пальцами, – так, мысль одна.

Глаша как-то обмолвилась, что после смерти родителей ходила к врачу из-за депрессии, а он не стал выспрашивать. Знал, что, если бы хотела, то рассказала бы сама.

С депрессией не к участковому же терапевту она ходила! Этой болезнью занимается психиатр.

– Что с тобой? – повторила жена.

Буркнув, что все в порядке, Федор лег и накрылся одеялом с головой.

Сейчас надо забыть, отринуть чувства и думать хладнокровно.

Итак, две жертвы из трех посещали психиатра за много лет до своей смерти. Совпадение? Возможно. Надо прицельно трясти окружение той, второй девушки. Очень может быть, что кто-то вспомнит похожий эпизод и из ее жизни. Следующий вопрос: это был один врач или нет? Необходимо установить личность, но как это сделать, если визиты к психиатрам граждане скрывают пуще подпольных абортов? Если официально обращаешься в психдиспансер, то одним пинком закрываешь перед собой многие двери. Самая злобная мамаша в мире не настолько ненавидит свое дитя, чтобы позволить завести на него амбулаторную карту в этом достойном учреждении.

На хорошую работу не возьмут, права не выдадут, и спутника жизни будет найти очень проблематично, если вдруг в массы просочится слух, что ты состоишь на учете. Никто не будет разбираться, невроз у тебя, астеническая реакция или же махровая шизофрения. Раз попадешь в поле зрения психиатров – потом не докажешь, что ты нормальный.

Поэтому люди из приличного общества, надеющиеся чего-то в этой жизни добиться, обращаются к специалистам этого профиля сугубо неофициально и за приличный гонорар.

Федор нахмурился. Хорошо, допустим, мать первой девушки готова была платить любые деньги, лишь бы только сделать дочь послушным орудием своей воли, ну а Глаша-то? Она откуда взяла средства? И тут без вариантов: либо она ходила к врачу за деньги, либо ее не приняли бы в аспирантуру. Или она присочинила насчет депрессии, но с какой целью?

Хорошо, деньги у Глаши были, только надо ведь еще знать, к кому обратиться. Частнопрактикующие психиатры не расклеивают объявлений на столбах, к ним попадают исключительно по знакомству, потому что государство за это может серьезно нахлобучить. Психиатрическая помощь, как социализм, – прежде всего учет и контроль, а вы тут шизофреников шхерите, профессию позорите. Нехорошо, товарищи, стыдно!

Между тем родители Глафиры не имели отношения к медицине, и вообще у нее не было влиятельных родственников, в институт она поступала без блата. Кто мог свести Глашу с нужным специалистом? Только преподаватели. Декан, например. Ему по должности положено заботиться о студентах, и девочка, потерявшая родителей, требовала самого пристального его внимания. Если декан был отзывчивый человек, то наверняка попросил какого-нибудь приятеля с кафедры психиатрии поработать с осиротевшей студенткой. В таких обстоятельствах нужно быть конченым подонком, чтобы отказать или требовать деньги за лечение, а могло вообще такое быть, что Глашин случай подходил для научной работы.

Надо сказать Кузнецову, пусть копает в этом направлении.

Телефонный автомат был бесплатный, но находился в другом конце отделения, у самой лестницы. Федор прикинул – нет, пожалуй, так далеко ему еще не дойти, придется просить Татьяну, чтобы отвезла его на кресле-каталке. Позор, конечно, но ради дела потерпим.

Пожав плечами, жена пошла искать каталку, а Федор вспомнил, как Башмачников в свое время хвастался, якобы он является настолько уникальным специалистом, что читает лекции не только в академии, но и в медицинском институте.

Между строк надо было, видимо, понимать, что он единственный стоящий психиатр в городе, а то и во всей стране. Вдруг он и был тем врачом, к которому ходила на прием Глаша? Да нет, навряд ли. Он же весь такой нарасхват, когда ему возиться с напуганной девочкой, а Глаша, в свою очередь, была умным и здравомыслящим человеком и даже в восемнадцать лет могла отличить дельного специалиста от пустобреха с раздутым самомнением. С другой стороны, Михаил Семенович, как нетрудно догадаться из его книженции, считает себя гуру в детско-родительских отношениях. К кому могла та мама тащить упирающуюся дочь, как не к нему?

Мысль промелькнула и исчезла, как летучая мышь в ночи.

Федор накрыл голову подушкой, чтобы сосредоточиться, и принялся думать дальше. Понятно, что Башмачников не маньяк, но интересно, откуда он знает, что Федор начинал карьеру с поимки патологического убийцы? Зейда говорил, что, когда они с Михаилом Семеновичем познакомились с судьей Поляковой, он уже знал этот факт из биографии прокурора Макарова. Откуда? Кто мог ему сказать?