Мария Воронова - Жертва первой ошибки

После отъезда Ленки Федор ознакомился с opus magnum Михаила Семеновича. Настоящая песнь торжествующего инфантилизма, написано грубо, напористо, нелогично, с эмоциональностью, неуместной в научно-популярной литературе. Зато давит на жалость, а это всегда вызывает живой отклик у народа. Так приятно лишний раз погладить себя по головке, дать себе конфетку и сказать, что ты хороший, а во всем виноваты злые люди вокруг.

Класс профессионала виден во всем, что он делает, и Федор сомневался, что человек, создавший столь низкопробный продукт, может быть хорошим научным руководителем для Вити.

– А как ваши успехи в адъюнктуре?

– Хвалите бога! – засмеялся Витя.

– Помогает вам Михаил Семенович?

– С плеткой ходит, а помогает ли оно…

Витя снова расхохотался и добавил, что на сегодняшний день ему ясно только одно: Юрий Деточкин из «Берегись автомобиля» – типичный маньяк, даром что ворует, а не убивает, но законы науки, к сожалению, обязывают его изучать реальные примеры, а не художественные образы.

На следующий день его навестил Кузнецов, Федору на одну секунду стало неприятно, что подчиненный видит его полное ничтожество, но наступила такая полоса в его жизни, ничего не поделаешь, надо привыкать.

– Лежите-лежите, – сказал Кузнецов, протягивая авоську с апельсинами.

– Как в мультике «Ну, погоди!», – фыркнула Татьяна.

Сергей засмеялся:

– Костылями только не кидайтесь.

Федор все-таки сел в кровати и пригладил волосы.

Кузнецов показал папку с бумагами, Татьяна без слов поняла намек и вышла в коридор.

– Простите, что потревожил, Федор Константинович.

– Все в порядке, Сережа. Со мной теперь можно не церемониться.

Кузнецов выпрямился:

– Федор Константинович, до приговора суда вы останетесь для меня не кем иным, как моим начальником. Считать иначе не только подло, но и незаконно.

– Ладно-ладно. Апельсинчик съешь? А то у меня полная тумбочка.

– Мои из распределителя, настоящее Марокко, – хвастливо улыбнулся Кузнецов. – Федор Константинович, я не стал бы вас тревожить, но необходимо кое-что уточнить по делу. Вы как? В силах?

Федор кивнул, чувствуя, что сердце забилось быстрее.

– Вы не помните, случайно, Глафира не наблюдалась у психиатра?

– Что, прости?

– Не рассказывала она о каких-то проблемах с психикой?

– Сережа, она работала хирургом, какая психика, сам подумай!

Кузнецов поморщился:

– Я так уж, от безысходности спросил. Просто не знаю уже, за что хвататься. Стал по десятому кругу опрашивать родных и близких, и подружка первой жертвы рассказала кое-что интересное. Сразу ей, видите ли, было неудобно, потому что горе и о мертвых ничего, кроме хорошего, а теперь она сочла возможным сообщить, что девушка ненавидела своих родителей, часто их поносила, а как-то раз обмолвилась, что те в юности заставляли ее ходить к психиатру, хотя сами были сумасшедшие.

– Так спросите у родителей.

– Я бы рад, но отец умер еще до трагедии с дочерью, а мать месяц назад покончила с собой.

Федор насторожился:

– Точно суицид?

Сергей вздохнул:

– Вы лучше меня знаете, что точно этого никогда сказать нельзя, но на девяносто девять процентов там настоящее самоубийство.

– Бедная женщина…

– Все равно жертва нашего маньяка, пусть даже и сама. Но, Федор Константинович, там, где есть намек на психическое расстройство, всегда надо поработать.

– Так у вас же прекрасный консультант есть! – улыбнулся Федор. – Обучен, могуч и рвется в бой, он вам поможет все выяснить по этой части.

Сергей пожал плечами и заметил, что интересует его не суть заболевания, а отработка общих связей. Вдруг маньяк ходил к врачу и знакомился с девушками в очереди?

– Сережа, знакомство в очереди к психиатру – не самая лучшая рекомендация. Я бы с таким гражданином в лесок точно не пошел.

– Все равно надо отработать, – мрачно заметил Кузнецов, – ниточка тоненькая, но, увы, единственная на сегодняшний день.

Догорали последние деньки золотой осени, надвигались черные промозглые вечера.

Шумные ливни уступили унылой мороси, бледное солнце почти не показывалось из-за темной тяжелой пелены, укутавшей город до первого снега.

И так хорошо было возвращаться с Володей домой, в тепло и уют, ждать мужа с работы, а Егора из школы, готовить что-то вкусненькое на ужин и не думать ни о чем, кроме этого.

Но приближался первый день рождения Володи, а вместе с ним надо было что-то решать: или готовиться к выходу на работу, или сказать начальнику, что она не вернется, и подыскивать себе новое необременительное место, возможно на полставки.