Мария Воронова - Жертва первой ошибки

– Правда?

– Обожает. Она ведь не знает, что ты ей неродной отец. Это даже просто обидно! – вдруг выкрикнула Татьяна.

– Что я неродной?

– Что она тебя любит, а меня ненавидит.

– Тебя тоже любит.

– Нет. Это с детства так было. Самое смешное, что ты крал у меня то, что тебе вообще было не нужно. Есть Лена, нет ее – наплевать. Ты даже ей ни разу замечания не сделал, ничего не запретил. Конечно, ты хороший, я плохая!

Федор поморщился:

– Тань, тебе не кажется, что об этом поздно спорить?

– Ну и что, что ненавидит, – неожиданно выдала Татьяна, – зато я вырастила ее хорошим человеком.

Федор достал из ее книги газетный листок:

– Ты что-то еще об этом знаешь? Дело завели?

Татьяна нехотя кивнула:

– Следователь звонил, спрашивал, как ты себя чувствуешь, и машину забрали на экспертизу. Вернее, то, что от нее осталось…

– Ясно. Что думаешь?

Татьяна пожала плечами:

– Сначала тебе надо поправиться.

Кроме кликушеской статьи, которую она сохранила, чтобы потом написать жалобу на эту газету в соответствующие органы, жена ничего не знала, и какие настроения царят у него на службе, понятия не имела.

Оставалось только надеяться, что пафосные выкрики журналиста не являются истиной в последней инстанции и виноват не он или хотя бы не только он.

Следующий день принес крушение этих надежд. К Федору явился следователь, потертый мужичок средних лет, почти до горбатости сутулый и в вязаной жилетке. Разговаривал вежливо, но отводил глаза, покашливал без нужды, и Федор очень быстро понял, что дело его труба.

По официальной версии выходило все так, как написал в своей статье журналист, и Федору из-за амнезии нечего было противопоставить, а когда он узнал имя погибшего парня, то понял, что переживать из-за потери памяти нет никакого смысла – его все равно никто не стал бы слушать.

Следователь ушел, а Федор вытянулся на постели и стал думать о себе как о ком-то другом. Судьба обошлась с ним сурово, но справедливо, он пожал ровно то, что посеял, ни зернышком больше.

Его воспитывали атеистом, и он привык знать, что бога нет, но, наверное, не зря люди верят на протяжении многих веков, не только потому, что так заведено. Верь не верь, а возмездие все равно тебя настигнет, но дело даже не в неумолимости судьбы.

Что было у них с Глашей, как не дар божий? Он ни о чем не просил, а провидение ниспослало свет любви его холодной душе. Наверное, с этим даром надо было поступить как-то иначе, не поддаваться искушению, а сохранить его в своем сердце, и тогда Глаша была бы сейчас жива.

И тогда, на излете весны, он мог добиться возмездия для избитой девушки. Распорядился бы принять заявление, проследил, чтобы делу дали ход, и все. И парень мотал бы небольшой срок в колонии, а не гонял на папиной «Победе». Горькая ирония была в том, что парень многократно нарушал правила, но не кто иной, как Федор Константинович Макаров, позаботился о том, чтобы эти нарушения никак и нигде не были зафиксированы, и суду нечего предъявить в доказательство того, что юноша был лихач.

Федор вздохнул. Получается, он перепутал направление, и, думая, что поднимается вверх, всю жизнь копал себе могилу.

Ну а теперь что ж? Теперь папа все свои немаленькие административные ресурсы бросит на то, чтобы уничтожить убийцу сына.

– Давай разведемся прямо сейчас, – сказал Федор.

Татьяна, сидевшая на стульчике возле его кровати, захлопнула книгу:

– Да что у тебя за идея фикс?

– Ленка совершеннолетняя, так что идти в суд нам не обязательно. Давай нотариуса пригласим, он мое заявление заверит, и ты съездишь в загс, подашь…

– Мне больше делать нечего, как пороги загсов обивать.

– Таня, это не шутки. Я скоро сяду.

– Я знаю.

– Так тебе зачем муж-зэк? Давай быстро разведемся, пока я еще чист перед законом. И вообще… Ты же знаешь Воскобойникова, он и так мстительный, а тут я еще убил его единственного сына, – Федор вздрогнул, так страшно это прозвучало, – он будет бить по площадям, в том числе и по тебе.

– Хорошо, что Лена уехала в Иваново.

Федор кивнул:

– Давай хоть тебя выведем из-под удара.

– А ты?

– А со мной кончено, Таня.

– Как знать…

– Да так и знать! – вспылил Федор. – Ты думаешь, почему меня до сих пор не перевели в ведомственную больницу?

– Знаешь, Федя, ты радуйся, что тебя на тот свет не перевели, – огрызнулась Татьяна, – тебя вообще из машины доставать не хотели…

– Знакомое дело. Смерть в пути гораздо хуже, чем смерть до прибытия.