Картер Браун - Настоящая партнерша [сборник]

— Тем не менее вам, видимо, придется поверить. — Спокойный, уверенный голос принадлежал человеку с рассеченным лбом. — В ту минуту никого, кроме нее, не было у передатчика.

— А что у вас с рукой? — Я только сейчас заметил, что одна рука у него в крови.

— Хотел придержать его, когда увидел, что он опрокидывается. — Он криво усмехнулся. — Тяжел, проклятый!

— Ах вот оно что! Что ж, во всяком случае спасибо за попытку. Вашей рукой я займусь позже. — Я снова повернулся к стюардессе, и даже ее бледное, измученное лицо не смогло смягчить моего гнева и, честно говоря, страха. — Полагаю, что он так и развалился у вас в руках.

— Я же сказала, что виновата... Я стояла вот тут, на коленях возле Джимми и...

— Возле кого?

— Возле Джимми Уотермена. Второго помощника. Я...

— Второго помощника? — перебил я ее. — Насколько я понимаю, речь идет о радисте.

— Нет, Джимми — пилот. У нас на борту три пилота, а радиста не было.

— Не было... — Я проглотил конец этого невольного возгласа и вместо этого спросил: — А кто же тот человек, который отдыхал в кабине для экипажа? Штурман?

— Штурмана у нас тоже не было. Гарри Уильямсон — бортинженер... Был бортинженером.

Ни радиста! Ни штурмана! Видно, многое изменилось на этих маршрутах с тех пор, как я несколько лет назад летал над Атлантикой на стратосферном истребителе. Я оставил эту тему и вернулся к первому вопросу. Кивнув в сторону разбитого передатчика, я спросил:

— Ну так как же все это случилось?

— Поднимаясь, я задела за стол и... — Голос ее замер в нерешительности.

— Вот так взял и упал! — сказал я, не в силах поверить этому. — Ведь он весит сто пятьдесят фунтов, вы же утверждаете, что взяли и просто так сбросили его со стола.

— Я не сбросила. У него подломились ножки.

— У него нет ножек, — кратко возразил я. — Петли.

— Ну, значит, петли.

Я посмотрел на Джесса, который отвечал не только за радиопередатчик, но и за устройство стола.

— Такое возможно?

— Нет! — Г олос его прозвучал категорически.

Снова напряженная тишина, молчание, которое из неловкого стало почти невыносимым. Но мне уже становилось ясным, что дальнейшим допросом мы ничего не добьемся, зато многое потеряем. Приемника мы лишились, и точка!

Не сказав больше ни слова, я развесил свою меховую одежду на гвоздях в стене, снял очки и рукавицы и повернулся к человеку с разбитым лбом.

— Давайте я осмотрю вашу голову и руку. Мне не нравится ваша рана на лбу. Забудем па минуту о радио. Джесс, сварите в первую очередь кофе, да побольше. — Я повернулся к Джекстроу, который как раз спустился в домик и замер, устремив взор на приемник. — Вот так-то, Джекстроу, потом объясню, хотя сам толком ничего не знаю. Принесите, пожалуйста, из туннеля несколько пустых ящиков, а то здесь сидеть не на чем. И бутылку бренди. Нам всем это необходимо.

Я начал обмывать рану на лбу: глубокий порез, но удивительно мало ссадин, вдруг к нам подошел добродушный молодой человек, помогавший эвакуировать второго помощника из самолета. Я поглядел на него снизу вверх и увидел, что, пожалуй, ошибся насчет его добродушия: правда, лицо его не было чисто враждебным, но глаза смотрели с холодным, оценивающим выражением, как у человека, который по опыту знает, что в состоянии справиться с большинством ситуаций, приятных и неприятных, в какие бы ни попал.

— Послушайте! — начал он без всяких предисловий. — Я не знаю ни кто вы, ни как вас зовут, но я уверен, что все мы крайне благодарны вам за все, что вы для нас сделали. Мы обязаны вам жизнью. Мы это признаем. Мы знаем также, что вы ученый, и сознаем, что все ваше оборудование имеет для вас первостепенное значение. Верно я говорю?

— Верно. — Я щедро смазал йодом рассеченный лоб моего пациента, и, надо отдать ему должное, он даже не дрогнул. Я взглянул на говорившего: его сильное, волевое лицо свидетельствовало о твердости и целеустремленности, и я был уверен, что он учился в каком-нибудь из старейших университетов Англии. — Хотите еще что-нибудь сказать»?

— Да. Мы считаем.., точнее, я считаю, что вы были неоправданно суровы с нашей бортпроводницей. Вы же сами видите, в каком состоянии находится этот ребенок! Согласен, ваше радио полетело ко всем чертям и вы вне себя от ярости, но зачем все эти суровые слова? — Все это он говорил спокойным и непринужденным тоном. — Незаменимых передатчиков нет! Вам все компенсируют, обещаю вам. Через неделю, самое большое через десять дней вы получите новин передатчик.