Картер Браун - Настоящая партнерша [сборник]

— Вероятно, — ответил я, и она отшатнулась, будто я ударил ее по лицу. Я не хотел быть жестоким, а просто констатировал факт. — Мы сделаем для него все, что сможем, но боюсь, что сможем не так уж много.

Наконец мы надежно закрепили его на носилках, укрыли, предохранив голову от возможных толчков и сотрясений. Когда я выпрямился, стюардесса уже надела брюки и застегивала свое форменное пальто.

— Мы отвезем его в нашу хижину, — сказал я. — У нас внизу сани. Вы могли бы поддерживать ему голову. Пошли!

— А пассажиры? —нерешительно проговорила она.

— С ними все в порядке.

Я вернулся в пассажирский салон, плотно прикрыв за собой дверь, и вручил свой карманный фонарь человеку с разбитым лбом. Две тусклые лампочки — ночники или аварийные — мало годились для освещения салона и еще меньше для поднятия духа.

— Мы забираем с собой радиста и стюардессу, — сказал я. — Вернемся минут через двадцать. И если хотите выжить, держите дверь плотно закрытой.

— Какой бесцеремонный молодой человек, — пробормотала пожилая дама. Голос у нее был низкий, звучный и с удивительно четкой дикцией.

— Обстоятельства вынуждают, мэм, — сухо проговорил я. — Или вы предпочитаете длинные и цветистые речи, под которые вы бы замерзли насмерть?

Закрывая за собой дверь, я услышал, как она хихикнула, именно хихикнула, иначе не скажешь.

Теснясь в узком пространстве разбитой пилотской кабины, почти в кромешной тьме, под порывами ледяного ветра, со свистом врывающегося в пробоины козырька, мы пережили адские минуты, стараясь аккуратно вытащить раненого радиста из самолета в сани. Не знаю, как бы мы справились с этим, если бы не помощь молодого силача: он и я пронесли носилки между стойками бывших ветровых стекол и бережно передали в руки Джекстроу и Джесса, которые установили их на санях, надежно привязав ремнями. Потом мы таким же образом спустили вниз стюардессу. Мне послышалось, что, повиснув в воздухе без опоры под ногами, в то время как мы держали ее за запястья, она вскрикнула, и я вспомнил слова Джекстроу, что у нее повреждена спина. Но сейчас думать об этом было некогда.

Я спрыгнул вниз, и через две-три секунды молодой человек последовал за мной. Я не предполагал брать его с собой именно сейчас, но в конечном итоге в этом не было ничего плохого: рано или поздно он должен был перебраться к нам в домик. К тому же он не претендовал на место в санях.

Ветер как будто немного стих, но стужа стала еще более жестокой. Даже собаки с несчастным видом сбились возле самолета. Время от времени какая-нибудь из них вытягивала шею в знак протеста и, задрав кверху морду, издавала долгий, заунывный волчий вой. Но их страдания пошли им на пользу, как сказал Джекстроу, они прямо сходили с ума от желания бежать.

И как они побежали! Сначала я повел их, освещая путь фонариком, но Балто, наш огромный пес-вожак, оттеснил меня и устремился вперед в темноту. У меня хватило ума предоставить ему инициативу. Он бежал вдоль колеи, прорытой в снегу самолетом, вдоль бамбуковых указателей, путеводной веревки и антенны с такой быстротой и уверенностью, как будто была не темная ночь, а светлый день. Снег свистел под отполированными полозьями саней. Никакая машина скорой помощи не смогла бы перевезти раненого так быстро, бережно и плавно, как наши сани в ту страшную ночь.

Уже минут через пять мы достигли нашего домика, а еще через три минуты переделали массу дел: пока Джекстроу разжигал плитку, масляную лампу и лампу Кольмана, мы с Джессом перенесли радиста на складную койку возле плиты, натянули на него мой спальный мешок, вложили туда полдюжины грелок, непромокаемых мешочков с химическим веществом, которое при добавлении воды выделяло тепло, подложили ему под шею свернутое одеяло, чтобы его затылок не упирался в койку, и затянули на мешке молнию. У меня был набор хирургических инструментов, необходимых для операции, но с операцией нужно было подождать, и не столько по тому, что нам предстояло спасать всех остальных, сколько ради самого раненого. Он лежал перед нами неподвижный, с пепельно-серым лицом, и трогать его сейчас, после всех потрясений, было бы равносильно убийству. Я удивился, как он вообще остался жив.

Я попросил стюардессу сварить кофе, дал ей все необходимые указания, и мы оставили ее и нашего молодого помощника вдвоем. Девушка занялась приготовлением кофе, а молодой человек, недоверчиво уставившись в зеркало, одной рукой массировал прихваченные морозом щеку и подбородок, а другой прижимал к уху холодный компресс. Мы захватили с собой теплую одежду, в которой доставили их на станцию, пакет с бинтами и выбрались из люка.