— Дать ключи мало, надо еще и дома иногда бывать. Что у меня за отец?
— Ну и что за отец? — спросил Михаэль. Он уже знал, чем все закончится. Он стал раздеваться; Иувал поднял голову и смотрел на него, не отвечая. — Ладно, Иувал, дай мне передышку; сегодня был тяжелый день, и вчера тоже. Пожалей меня.
— Я только хотел сделать тебе сюрприз, даже принес подарок на день рождения. Ведь у тебя сегодня день рождения? — спросил мальчик и сел. — Я думал, мы договаривались встретиться вчера вечером. Разве ты не должен был позвонить?
— И я рад тебя видеть, правда. Спасибо за подарок, извини за вчерашнее, но тут кое-что стряслось, и я не смог, я даже позвонить не мог.
Он знал, что Иувал не это хотел от него услышать, но холод, усталость и голод привели его в раздраженное состояние, и он не владел собой.
— По крайней мере, скажи правду — ты просто забыл и не говори, что не смог, — с обидой сказал Иувал. — Нет такого слова «не могу» — если бы это было для тебя важно, смог бы.
Автор ритуальной цитаты был хорошо знаком им обоим, и Михаэль рассмеялся. Мальчик улыбнулся тоже.
— Видишь, иногда слова твоей матери приходятся к месту, правда? — спросил Михаэль, направляясь в душ.
Пока отец мылся, Иувал стоял в холле.
— Можешь зайти, если хочешь, — позвал Михаэль, выключив воду. Мальчик уселся на краешке ванной и смотрел, как отец бреется, наклоняясь, чтобы видеть свое лицо в зеркале. Он был завернут в большое банное полотенце и время от времени вытирал его кончиком пар, оседавший на зеркале.
— Как она? — спросил Михаэль. Обычно он избегал спрашивать сына о бывшей жене и не понимал, почему сейчас нарушил обет молчания.
— В порядке, — сказал Иувал, сдерживая удивление. — Хочет поехать в отпуск за границу. На пять недель. Как думаешь, можно мне остаться здесь?
— А ты как думаешь? — спросил в ответ Михаэль, подхватывая с лица клочок пены и мазнув им по кончику носа сына, который застенчиво ухмыльнулся и стер его.
— Когда точно это будет? — спросил Михаэль, вытирая остатки пены с лица.
— В апреле, — ответил Иувал.
— То есть как в апреле? Ее не будет на седере?
— Нет, — сказал мальчик.
— А твой дедушка, что он говорит? — спросил отец, пожалев об этих словах раньше, чем произнес их.
— Ворчит, ну, ты знаешь, как он умеет, — вздохнул мальчик, и Михаэль, в точности это знавший, ничего не сказал и вновь принялся утирать лицо.
Пасхальный седер в доме его бывшего тестя в шикарном квартале Неве-Авивим был незабываемым воспоминанием. Из буфетов со стеклянными дверцами появлялись на свет хрустальные блюда; торговец алмазами и его супруга Фела приглашали весь свет. Нира обязана была являться туда каждый год вместе с сыном и мужем. Михаэль со времени женитьбы ни разу не присутствовал на седере у своей матери; он просто не мог сопротивляться нажиму. Нира напустит на него отца, а тот изобразит негодование: «После всего, что я для тебя сделал за все эти годы…» Сама женитьба была вынужденной, женился он главным образом из боязни, «что скажут люди». «Если вы так боялись, что она сделает аборт, — с вызовом заявил однажды Михаэль, — то могли бы помочь ей с ребенком; а если боялись огласки, то могли бы помочь ей сделать аборт. Так нет же, вы твердили, что Нира — единственное, что у вас есть в целом свете, а сами больше всего переживали, что о вас подумают. За что боролись, на то и напоролись: ей не позволили избавиться от ребенка, а меня заставили на ней жениться».
Даже сейчас, через восемь лет после развода, он ощутил безотчетный гнев при воспоминании об унизительной сцене своей капитуляции перед слухами — ни перед чем другим он бы не стушевался.
Юзек, маленький кругленький человек с глазами-бусинками, был слишком умудрен, чтобы попытаться купить его деньгами или обещаниями доли в бизнесе. Они встретились в кафе напротив алмазной биржи в Рамат-Ган. Вся улица пропахла шоколадом от фабрики «Элит Кенди». Юзек повторял снова и снова, что он знает, какой Михаэль «хороший, ответственный мальчик», которому «небезразлична наша Нира, а она все, что у нас есть», и так далее, и тому подобное. После этой встречи женитьба считалась делом решенным. Михаэль не мог им сопротивляться, особенно Юзеку. Он пытался возражать, что они не любят друг друга, и получил презрительный ответ: «Подумаешь, любовь! Супружеская жизнь — это привычка и компромисс; всей этой любви хватает на пять минут. Я знаю, о чем говорю, поверь мне». Хотя Михаэль ему и не верил, хотя даже в двадцать четыре года он уже соображал, что супружеская жизнь Юзека — не единственно возможная модель, брак все равно вскоре состоялся. Они стояли рядом в тель-авивском «Хилтоне», глядя на Средиземное море, — невеста, единственная дочка алмазного коммерсанта, и жених, студент второго курса университета родом из Марокко.
Читать дальше