– Ты знаешь, что нужно быть готовыми к любой ситуации. – Я старалась не смотреть ему в глаза. Сложила лист бумаги, наклонилась и положила его в карман бриджей Кэмдена. – Если хочешь стать хорошим аферистом, тебе придётся это усвоить.
– Элли, – вновь сказал он.
– Гус – бывший офицер департамента полиции Лос-Анджелеса, – продолжала я. – Он разбирается в людях, он во всём разбирается, и он всегда будет на моей стороне, понимаешь? И на твоей тоже.
Кэмден крепче вцепился в руль, его лицо напряглось.
– Мне всё это не нравится, – пробурчал он, мотая головой.
– Это и не должно нам нравиться, – заметила я, – в том и смысл.
– Если ты сделаешь какую-нибудь глупость…
– Я? – Я натянуто улыбнулась. – Это за тобой нужен глаз да глаз, чтобы ты не устроил вендетту.
– Некоторые люди заслуживают вендетты, – пробормотал он.
Мы оба тяжело вздохнули. Татуировка у меня на ноге чуть покалывала, но старая, на руке, отчего-то болела сильнее.
Ещё тридцать минут – и мы были в Палм-Вэлли. Я вновь занервничала. Когда мы проезжали по дороге, на которой стоял дом дяди Джима, я с трудом сдержала слёзы. Мне казалось, что я все их уже выплакала, но нет. Эта боль была слишком глубокой. Она могла накатить в любой момент.
– Тормози, – сказала я Кэмдену, когда мы оказались в двух шагах от салона. Он остановил машину у здания с надписью «Сдаётся в аренду».
– Я ничего не буду обещать, – сказал Кэмден. – Судя по фильмам, те, кто даёт обещания, никогда не возвращаются.
Я обвила его шею руками, впилась губами в его губы. Когда мы наконец оторвались друг от друга, мою кожу жгло, я с трудом могла дышать.
– Это, – прошептал он, вновь целуя меня, не сводя с меня глаз, – то же, что обещание. Прощальный поцелуй.
Последние слова он произнёс с трудом. У меня упало сердце.
– Нет, – сказала я, гладя его по щекам и подбородку, – это не прощальный поцелуй. Это просто поцелуй. Я люблю тебя, Кэмден Маккуин.
Мои губы дрожали, глаза жгло. Он был потрясён, ошарашен, да и я тоже. Я ничего не могла с собой поделать. Я не могла не сказать этих слов. Я должна была сказать их, пока не стало слишком поздно. Пришло время искупить вину, и я сделала это, признавшись.
Он поцеловал меня с такой силой, что я едва не задохнулась. У него вырвался всхлип, а может быть, у меня. Это не имело значения – мы стали единым целым, мы всегда им были. Наши губы были мокрыми, солёные слёзы ощущались на языке. Это был не прощальный поцелуй, это было начало чего-то нового. Того, что будет длиться вечно.
Даже если мы не будем вместе. Потому что мы не могли быть вместе. Я знала – нужно вернуть ему его жизнь. И попытаться исправить свою.
Я разжала объятия, стёрла слезу, сбежавшую по щеке. Указала в сторону дороги, разворачивавшейся перед нами, дороги с её яркими магазинами и аккуратными пальмовыми рощами, разлиновавшими главную улицу, как дорожные знаки, указывающие путь. Единственный для нас путь.
С минуту он смотрел на меня, запоминая мельчайшие подробности моего лица. И я смотрела на него. На красивые полные губы, на выразительные брови, в глаза, знавшие меня, настоящую меня, какой я стала и какой была. И какой буду. Даже в нелепых очках для чтения он был самым красивым мужчиной из всех, кого я видела. Я подумала, что он больше не сделает мне татуировок. Мне хотелось, чтобы он оставил на моём теле как можно больше следов. Чтобы все видели, какой след он оставил в моём сердце.
Мы подъехали к салону, припарковались. Всё было таким же, как всегда. Сад камней – таким же опрятным; идеальный вариант для лентяев и беглецов. Больше на парковке не было ни одной машины. Движение показалось мне странно тихим для трёх часов дня.
Он выключил мотор, протянул мне ключи.
– Тебе, наверное, придётся отдать их, – сказал он, пытаясь пошутить. Его ладонь накрыла мою. Мы оба понимали – это была не шутка. Я улыбнулась, как смогла.
– Пойдём.
Мы вышли из машины. Чёрный внедорожник зарычал у нас за спиной, тормозя на углу улицы. В ту же секунду распахнулась дверь в салон, на лестницу вышел Хавьер в облегающей белой футболке, подчёркивавшей его атлетически сложенную фигуру, и серых джинсах. Он словно хотел показать своим видом, что бояться его не стоит, но мешали тяжёлые ботинки.
Он широко раскинул руки, будто приглашая нас в свой дом, и улыбнулся широченной улыбкой, которая, казалось, делила его лицо пополам.
– Вы это сделали! – воскликнул он и рванул к нам, перепрыгивая ступеньки. Подошёл к Кэмдену, потирая ладони, будто собирался съесть его на десерт.
Читать дальше