Пола Хокинс - В тихом омуте

– Есть кто-нибудь? – позвала я. – Мистер Таунсенд! Вы дома?

Тишина. Я прошла в гостиную – спартанского вида помещение с темным деревянным полом и голыми стенами. Единственным ее украшением служили фотографии в рамках на каминной полке. Патрик Таунсенд в форме – сначала армейской, потом полицейской. И фотографии Шона – совсем маленького и уже подростка, на которых он натянуто улыбался в одинаковой позе и с одинаковым выражением лица. Тут же была и свадебная фотография, сделанная на пороге церкви Бекфорда. Шон на ней выглядел молодым, красивым и несчастным, а Хелен такой же, как сейчас, разве что чуть стройнее. Она казалась более счастливой, несмотря на жуткое свадебное платье, и застенчиво улыбалась в камеру.

У стены напротив окна стоял большой шкаф, в котором, тоже в рамках, были выставлены доказательства карьерных успехов отца и сына: сертификаты, свидетельства и благодарственные письма. Насколько я могла судить, фотографий матери Шона нигде не было.

Я вышла из гостиной и снова позвала:

– Мистер Таунсенд?

В ответ – снова тишина, отозвавшаяся эхом в коридоре. Дом казался необитаемым, но стерильно чистым: на полках и перилах ни пылинки. Я поднялась на второй этаж. Там располагались две спальни, разделенные стеной, так же скудно обставленные, как и гостиная, но жилые. Причем обе. В спальне с большим окном, выходившим на долину и реку, находились вещи Патрика: у стены стояли начищенные до блеска черные ботинки, в шкафу висели его костюмы. В комнате рядом я увидела аккуратно застеленную односпальную кровать, а на спинке стула – знакомый пиджак, именно в нем была Хелен, когда мы с ней разговаривали в школе. В шкафу висели другие ее вещи – все одинаково бесформенные и исключительно черного, серого или темно-синего цвета.

Мой телефон вдруг издал сигнал, прозвучавший пронзительно громко в похоронной тишине дома. Он извещал о пропущенном звонке и голосовом сообщении от Джулс.

– Сержант Морган, – ее голос звучал официально, – мне нужно с вами встретиться. Это очень срочно. Я приеду к вам в участок. Я… э-э… мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз. Увидимся в участке.

Я сунула телефон в карман, еще раз зашла в комнату Патрика и быстро ее осмотрела: пробежала взглядом по книгам на полках, заглянула в ящик тумбочки. Там хранились старые фотографии – Шон и Хелен на рыбалке возле коттеджа: вот они с довольным видом опираются на свою новую машину; вот Хелен гордо и в то же время смущенно смотрит в объектив перед зданием школы; вот она с кошкой на руках на заднем дворе. Хелен, Хелен, Хелен…

Я услышала шум, щелчок, звук отодвигаемой задвижки и скрип половиц. Быстро вернув фотографии на место, я тихо выскользнула в коридор. И тут же замерла на месте. У лестницы стояла Хелен с ножом в левой руке и сжимала лезвие так сильно, что на пол капала кровь.

Хелен

Хелен не понимала, почему Эрин Морган разгуливает по дому Патрика, словно хозяйка, но в тот момент ее больше волновала кровь на полу. Патрик любил порядок в доме. Она принесла с кухни тряпку и принялась вытирать пол, но из-за глубокого пореза на ладони закапала его кровью еще больше.

– Я резала лук, – объяснила она детективу. – Вы меня напугали.

Это была неправда, потому что лук она перестала резать, как только заметила, что к их дому подъехала машина. Замерев на месте с ножом в руке, она наблюдала, как Эрин стучалась в дверь и ходила по дому Патрика. Хелен знала, что Патрика нет, и думала, что детектив сразу уедет. Но потом вспомнила, что, уходя утром, не заперла входную дверь, и решила пойти посмотреть, по-прежнему не выпуская нож из рук.

– Рана глубокая, – сказала Эрин. – Вам надо ее обработать и перевязать. – Она спустилась вниз и наблюдала, как Хелен вытирает пол. Она вела себя в доме Патрика так, будто имела полное право в нем находиться.

– Он с ума бы сошел, если бы это увидел, – пробормотала Хелен. – Он любит порядок в доме. Всегда любил.

– А вы… следите тут за порядком?

Хелен бросила на нее испытующий взгляд.

– Я ему помогаю. Конечно, почти со всем он справляется сам, но годы берут свое. Кроме того, он помешан на порядке. Его покойная жена была грязнулей. Это его слово, старомодное. Теперь нельзя говорить «потаскуха», верно? Это не политкорректно. – Она выпрямилась и посмотрела на Эрин, держа окровавленную тряпку перед собой.

Боль в руке была острой, как от ожога. Хелен уже не знала, кого бояться и в чем себя винить, но чувствовала, что Эрин следует задержать и выяснить цель ее визита. А там, если повезет, вернется Патрик, который наверняка захочет с ней побеседовать.