Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

Дирдре принялась собирать кружки. В нескольких еще был кофе, но никто не отстаивал своего священного права допить его. Она глядела в сторону, когда брала кружку у Китти, потому что Эсслин, оставив шею жены в покое, запустил пальцы ей под блузку и принялся рассеянно там шарить. Роза Кроули, возмущенная поведением бывшего мужа, тоже глядела в сторону, заливаясь гневным румянцем. Гарольд, по своему обыкновению не замечавший драм, которые разыгрывались за пределами сцены, обратился к художнику-декоратору:

— Куда запропастился Тим?

— Не знаю.

— Но тебе не помешало бы знать. Ты с ним живешь.

— Если живешь с человеком, — возразил Эйвери, — от этого у тебя не появляются экстрасенсорные способности. Когда я уходил, он возился со своими бумагами и сказал, что будет в течение часа. Так что ваши предположения на этот счет ничуть не уступят моим.

Эйвери говорил совершенно невозмутимо, но на самом деле его снедало страшное беспокойство. Он места себе не находил, когда не знал, где сейчас Тим, чем он занят и с кем. Каждая секунда, проведенная в неведении, казалась ему целым годом.

— А я сегодня долго не останусь, — добавил он. — У меня в духовке мясное рагу.

— Мясное рагу надо готовить на медленном огне, — вмешалась костюмерша.

По счастью, среди присутствующих не было Тома Барнаби, иначе он был бы безмерно потрясен, услышав, в каком панибратском тоне его жена, чьи кулинарные провалы с каждым разом становились все грандиознее, обращается к человеку, знаменитому своим умением готовить. Члены ЛТОК всеми правдами и неправдами пытались напроситься на обед к Эйвери. Те, кому это удавалось, по целым неделям, сидя за гораздо более скромным столом, воскрешали в памяти испытанное ими наслаждение и гастрономическими воспоминаниями делились чрезвычайно скупо.

Эйвери решительно ответил:

— Медленный огонь, дорогая Джойси, нужно вовремя погасить. Слишком уж тонкая грань между превосходным мясным рагу, каждый кусочек которого существует сам по себе и при этом неотделим от единого целого, и слипшимся месивом.

— Почти как в театральной постановке, — пробормотал Николас и язвительно улыбнулся режиссеру.

Гарольд не заметил язвительности и важно кивнул в ответ.

— Ладно… — Колин Смай поднялся на ноги и принял деловую позу, как будто желая подчеркнуть свою значимость и в то же время отличие от прочих актеров. — Кое-кому из нас есть чем заняться.

Отпустив эту колкость, он немного подождал, чтобы окружающие оценили ее в полной мере. Он был одет в джинсы и клетчатую рубашку, его коротко подстриженные жесткие волосы торчали клочками в разные стороны и в сочетании с энергичной стойкой на чуть согнутых ногах делали его, как кто-то когда-то выразился, похожим на разъяренного фокстерьера, почуявшего добычу. Он направился за кулисы и многозначительно бросил через плечо:

— Если понадоблюсь, найдете меня на складе декораций. Там работы выше крыши, если кому-нибудь интересно.

Интересно никому не было, и вскоре до их ушей донесся одинокий и неприкаянный стук молотка. Над головой у них Дирдре включила горячую воду и с сердитым звяканьем принялась намывать кружки — после каждой такой помывки у кружек прибавлялось отколотых краев. Никто никогда ей не помогал, за исключением Дэвида Смая, который таким образом убивал время, дожидаясь, пока его отец доделает свою работу. Она понимала, что в своем положении виновата сама, и это злило ее сильнее обыкновенного.

— Ладно, подождем Тима еще минут пять, — сказал император Иосиф, сидевший в заднем ряду партера, — а потом продолжим без него.

— Как знаете, — ответил Эсслин. — А я не намерен продолжать, пока мы не решим эту практическую задачу. Вы скажете, что таким вопросом можно заняться в последнюю минуту…

— Ничего себе в последнюю, — пробормотала Роза.

— …но я считаю, что к его решению мы должны подойти сплоченными рядами. («Можно подумать, — заметил про себя Николас, — будто мы собираемся штурмовать Барбикан [7] Центр искусств в Лондоне. ».) Видит бог, страшновато играть такую большую роль. («Зачем же вы тогда за нее взялись?») Но, в конце концов, неудавшееся самоубийство Сальери — ключевая сцена всей пьесы. Поэтому мы должны провести ее не просто хорошо, но блестяще.

Николас, ключевой сценой всей пьесы считавший смерть Моцарта, сказал:

— Придумал — возьмите электробритву!

— Господи! Если это такая…

— Ладно, Эсслин. Не кипятитесь, — удержал Гарольд своего вспыльчивого премьера. — А ты, Николас…