Александр Фишман - Мертвые головы

Жить литературным трудом, то есть иметь от этого труда средства к существованию, в Стране Советов было трудно. Жить литературным трудом в постсоветской России стало невозможно. Тысячи мальчиков и девочек, грезивших некогда литературной славой, нашли применение своим талантам в других видах деятельности, будучи зажаты реалиями суровой действительности. Надо было есть самим и кормить свои семьи. Раньше эти проблемы стояли не так остро, теперь же будто в насмешку над всей идеологией ушедшего в прошлое строя, воплощался в жизнь лозунг: "Кто не работает, тот не ест". Еще несколько лет назад можно было где-нибудь числиться и получать зарплату, не особо напрягаясь. А после двух ночей разгрузки вагонов отпадала проблема квартплаты, хлеба с молоком на две недели и проездного на месяц.

Конечно, и теперь находились фанаты, которые выкладывались на работе, а то и на двух, а потом, по ночам, урывками, где-то (где?!) как-то (как) занимались продиктованным одним из официально зарегистрированных грехов — грехом гордыни — процессом, носящим название "литературный труд". Всем известная шутка, что писателем является тот, кто не может не писать, на поверку оказывается зловредной и правдивой серьезностью, стоящей в одном ряду с обвинительным приговором, неутешительным диагнозом и сделанной в глупом далеком детстве татуировкой на руке женского имени, при одном упоминании которого уже много лет ощущаешь себя Геббельсом, при котором упомянули слово "культура"…

Так вот, исходя из приведенного критерия Авдей Доломанов был настоящим писателем. Он не мог не писать, и если бы за каждую строчку рукописи ему платили по копейке, он бы давно был миллиардером. Кроме того, он не хотел делить время, посвящаемое своей музе, ни с какой другой работой. Единственное, что он скрепя сердце вынужден был делать, это выполнять обязанности дворника, в доме, где занимал квартиру. И то только потому, что это было продиктовано необходимостью за эту самую квартиру платить. Помощь от родителей он не принимал, потому что они до сих пор не оставляли надежды наставить Авдюшу на путь истинный, чтобы он занялся "человечьим" делом, а не витал в эмпиреях.

А Авдею витать в эмпиреях нравилось. Однокомнатная квартира досталась ему в наследство от бабушки, денег он зарабатывал ровно столько, что хватало на оплату коммунальных услуг и телефона, дома он ходил в тонких трико с пузырями на коленях и линялой футболке, сколько его помнил Кирилл, этот наряд оставался неизменным, вне дома — в джинсах и свитере. Он без малейших комплексов донашивал чужие куртки, пальто, ботинки, шапки. В пополнении его гардероба участвовал не только Кирилл, но и другие друзья-приятели всем миром его и подкармливали. Когда голод совсем донимал Авдея, он звонил кому-нибудь из своих и предлагал "посидеть". На посиделки приходить с пустыми руками было не принято…

— Как твои дела? — с набитым ртом поинтересовался Доломанов.

— Ты ешь, ешь, а то подавишься. О делах потом поговорим.

— Угу…

С Авдеем было трудно застольничать по общепринятому русскому этикету: когда каждой выпитой стопке водки предшествует тост, обязательный как команда "Равняйсь! Смирно!" при любом армейском построении, когда трапеза, во-первых, служит насыщению, а во-вторых, является неотъемлемым атрибутом общения; когда закуска на глазок делится пропорционально имеющемуся спиртному, а весь процесс традиционно растягивается во времени.

Авдей одномоментно наедался и напивался (у себя дома, конечно, в компании он вынужденно подчинялся непривычному для себя ритму), впоследствии лишь изредка прихлебывал пиво или опрокидывал стопку водки, "для догона".

Кирилл, смиряясь с привычками друга, своих не ломал. Он пил и закусывал чередом, разве что без тостов.

— Когда ты в последний раз нормально ел? — глядя на жадно поглощающего пищу Авдея, спросил Кирилл. — С мясом, с горячим супом?

— А между прочим вчера, — ответил Доломанов и залпом выпил стакан пива. — Нет, все-таки позавчера, — подумав, уточнил он.

— Или три дня назад, — ухмыльнулся Хлебосолов. — Верно?

— Не, точно позавчера, — уверенно произнес Авдей. — Ну давай, — он хватанул полстакана водки и задумчиво уставился на остатки селедки на тарелке.

— Ешь, ешь, я не голоден.

— Поделимся!

Отодвинув вилкой пару кусочков для Кирилла, Авдей отправил остальные в рот. Кирилл выпил водки и лениво зажевал ее колбасой.

— Одноклассника я встретил. Позавчера. Он и пригласил меня в кафе. С супчиком и с мясом, как ты изволил выразиться.