Раздался стук, и в комнату вошла женщина с длинными седыми волосами, а следом мужчина с лихими усами. Они сняли головные повязки и надели на лица одинаково скорбные, траурные выражения. Глаза, однако, светились живейшим интересом. Она держала поднос с тремя чашками, а он тарелку, которая легко бы поместилась на подносе.
— Мы думали, вам надо подкрепиться…
— Желудевый кофе…
— Отличный заменитель натурального, я вас уверяю.
— И немного торта.
Барнаби, взяв чашку, спросил их имена. А потом сказал:
— Ну, раз уж вы здесь, не возражаете ответить на несколько вопросов касательно убийства господина Крейги? — он намеренно употребил именно это слово, чтобы они понимали, о чем пойдет речь.
Видимо, весь маневр с угощением был рассчитан на такой поворот, потому что оба немедленно уселись рядышком. Кен начал первым:
— Вы не можете называть это убийством. — И любезно добавил: — Во всяком случае, в том смысле, как его трактуют непосвященные.
— У этого слова лишь одно значение, мистер Биверс. Насильственное отнятие человеческой жизни. Вы можете обернуть это в любой сказочный фантик, какой захотите. Но это убийство.
На снисходительное покачивание головами, выражавшие полное несогласие, Барнаби отреагировал тем, что придвинул к ним карандаши и бумагу, велев изобразить всех на схеме. Он добавил:
— Не переговариваться! — И принялся смотреть, как они рисуют.
Их схемы, как и их одежда и прически, оказались почти идентичны. Таких можно встретить зимой в одинаковых свитерах, одинаковых шляпах с помпонами на одинаково удлиненных головах. Трой старался справиться с куском торта, который вполне мог бы послужить одним из краеугольных камней в качестве фундамента для любого здания.
Кен отдал свой листок, добавив:
— Пожалуй, у меня найдутся кое-какие комментарии метафорического содержания к тому, что вы сказали.
— Я вас слушаю. Но, пожалуйста, выражайтесь точнее. Я не могу торчать тут всю ночь, — ответил Барнаби, опасаясь, что все-таки придется.
— Нож всадила рука смертного, — с некоторой неохотой признал Кен. — Но эта рука направлялась высшими силами. Честно говоря, мы оба были немного расстроены, что для этого избрали не нас.
— Мы бы сочли это за честь.
— Более преданных последователей, чем мы, трудно найти.
— Так или иначе, — тяжко вздохнул Кен, — этому не суждено было случиться.
— Вы должны быть благодарны, что этого не произошло, мистер Биверс. Если только у вас нет желания ближайшие десять лет провести в тюремной камере.
— На что это вы намекаете? — воскликнула Хизер. Она строптиво откинула голову назад и на мгновенье стала видна некая часть ее расплывшегося лица, которую при упорных физических упражнениях и дорогостоящих вмешательствах пластического хирурга, наверное, можно было бы превратить в подбородок.
— В жизни астрального тела нет такого понятия, как камера, — сказал Кент, и в этот момент Барнаби выложил перед ним на стол два пакета с уликами.
Прикоснувшись к тому, что с ножом, Кен дрожащим от волнения голосом пробормотал:
— Вибрации все еще идут… слабые, но еще уловимые.
— Он действительно может вам помочь, инспектор, — заверила Хизер. — Представьте, что он ваш космический камертон.
«Парочка обдолбышей, — подумал Трой. — Психопаты, не иначе». Он поинтересовался, как же Кен сможет помочь.
— Мой муж сенсорик.
— Что такое сенсорик?
— Это термин, используемый для обозначения души, находящейся в гармонии не только с бездонной глубиной своего собственного естества, но и со всеми потоками жизни скрытой от нас Вселенной.
— Неужели?
— Именно поэтому, вероятно, я был избран в качестве медиума для Иллариона, — сказал Кен с трогательной скромностью, пожимая плечами. — Один из величайших умов, какие когда-либо знавал этот мир. Он перевоплощался множество раз и может быть вам более известен как Самуил, пророк Господа. Или Мерлин. А еще как Фрэнсис Бэкон, или сын Елизаветы Первой, или же Роберт Дадли… [34] Дадли Роберт (1532–1588) — английский государственный деятель эпохи правления королевы Елизаветы I Тюдор, ее фаворит.
— Чего бы мне по-настоящему хотелось… — Барнаби попытался остановить этот поток перечисления мистических перерождений.
— …истинный автор так называемых шекспировских пьес.
— Чего бы мне по-настоящему хотелось… — Он умел сверлить взглядом, когда это было необходимо, что сейчас и сделал. Оба допрашиваемых присмирели. — …Так это узнать, почему произошло это убийство.
Читать дальше