— Отвечайте на вопрос, будьте любезны.
— Вот ведь невезуха, — проговорил тот, кивая на газету. — Он встретил ее как раз перед тем, как мы с ним обедали. И втюрился. Только о ней и говорил.
— Этот ваш совместный обед. Он имел место до вашего приезда в Поместье?
— Да, как раз перед этим. Я столкнулся с Крисом случайно на Джермин-стрит. Он покупал себе рубашки в магазине Фроггса, а я выскочил за сосисками. Думаю, одно это поможет вам увидеть деликатную разницу между его и моим материальным положением. То, что он, как и я, учился в одной школе с Левайном-младшим, чистая правда. Мерзким гаденышем был этот ее братец, только и делал, что вмешивался в чужие разговоры и прыгал из одой постели в другую.
— Ближе к делу, — сказал Барнаби. Он умел, когда требовалось, придать своему голосу жесткость. Это подействовало, самозванец заговорил быстрее.
— Мы зашли выпить, затем он предложил пообедать у Симпсона, где в подробнейших деталях живописал свой карьерный взлет на Би-би-си и предстоящее путешествие в место, которое он всю дорогу называл крышей мира, хотя я лично всегда думал, что так называют Тибет. Ну а затем он стал захлебываясь говорить о Поппи. Он не давал мне и слова вставить, поэтому я целиком переключился на усвоение восхитительного протеина. Мы заказали еще и трюфели. Когда принесли счет, он взялся за пиджак (мы сидели на банкетке у стены) и не обнаружил бумажника. Сказал, что, наверное, оставил его в магазине, когда покупал рубашки.
Мне пришлось выложить сорок восемь баксов, и я был в ярости, потому что в это время сидел на мели и к тому же был убежден, что Крис соврал насчет бумажника. Он и в школе был жмот, каких поискать. Даже личное полотенце запирал на ключ…
Барнаби сидел, подавшись вперед всем телом и с трудом сдерживая накипавшее раздражение. Он сделал энергичный жест, понуждая допрашиваемого поторопиться, и тот подчинился.
— Мне было необходимо побывать в этой «Золотой лошади», осмотреться, познакомиться с тамошней публикой. Если возникнет нужда, обыскать их комнаты. Я не мог все это сделать, назвав свое собственное имя.
— И что это за имя?
— Эндрю Картер.
Трой быстро взглянул на шефа и увидел, как тот, мгновенно оценив значение полученной информации, откинулся на стуле. Словно все проблемы остались позади, и теперь расследование пойдет-покатится гладко.
— Джим Картер был моим дядей. Не знаю, говорит ли вам о чем-то это имя.
— Оно мне знакомо.
— Я думаю, он был убит. Из-за этого я и оказался в этом месте. Чтобы выяснить, почему и кем.
— Чепуха.
— Нет, не чепуха. Вы сами это поймете, когда меня выслушаете.
Он достал конверт и вынул фотографию.
— Она, кстати, единственное доказательство того, что я говорю правду. Не бог весть какое, но что есть, то есть.
Он передал им снимок. На нем был изображен светловолосый мальчик лет десяти или одиннадцати верхом на ослике. Рядом стоял, держа поводья, мужчина средних лет и тоже блондин. Мальчик смотрел прямо перед собой, а взгляд мужчины был прикован к лицу ребенка. Он смотрел на малыша с напряженным беспокойством, словно хотел убедиться, что тому ничего не угрожает.
— Сходство, конечно, имеется, хотя и довольно отдаленное, — проговорил Барнаби.
— Значит, вы из-за этого перекрасили себе волосы, сэр? — спросил Трой, подсаживаясь к столу и в свою очередь разглядывая снимок.
— Черт возьми, неужели это так заметно? — воскликнул Эндрю и нервно провел рукой по черным волосам, — да, конечно. Я решил, что это помешает меня узнать. Дядюшка меня вырастил. Взял к себе после гибели моих родителей. Он был добрый и очень великодушный человек. Он не смог долго платить за мое обучение в этой престижной школе, но что касается всего остального, то я ни в чем не нуждался. Я не думал о том, чего ему это стоило, дети никогда про это не думают. Я был очень к нему привязан.
Эндрю потянулся за фотографией, но Барнаби сказал:
— Мне потребуется сделать с нее копию, мистер Картер.
Эндрю нерешительно произнес:
— Но она у меня единственная.
— Не беспокойтесь, вам ее вернут перед уходом. — Барнаби вручил снимок Трою, и сержант вышел.
— Когда вы видели дядю в последний раз?
— Довольно давно. Мы были очень привязаны друг к другу, но после того, как я ушел из дома, виделись редко. Мы поссорились, когда мне было восемнадцать. Я увлекся замужней женщиной значительно старше себя. Это стало причиной единственной серьезной размолвки между мной и дядей. Он говорил, что я веду себя аморально. Он во многом был очень старомоден. Его недовольство и разочарование заставили меня почувствовать себя виноватым, я к этому не привык и ушел из дома. Наша размолвка продолжалась недолго, да и моя любовная связь тоже, но после этого я постоянно уже с ним не жил. Честно говоря, я не любил долго засиживаться на одном месте или заниматься одним и тем же делом. Я все время переезжал с места на место и работал, где придется. Иногда уезжал из страны. В Италии и Франции собирал виноград, в Альпах работал на лыжном курорте, в Испании даже в цирке успел поработать, и не кем-то там, а укротителем львов, правда, это были несчастные, беззубые создания. А потом еще в цирке в Блэкпуле. Отправился в Штаты, но не смог получить разрешение на работу. Некоторое время удавалось избегать встречи с иммиграционными службами, но потом пришлось все-таки уехать. В общем, биография у меня увлекательная, красочная. Или довольно грустная, — это зависит от возраста и степени терпимости того, кого она заинтересует.
Читать дальше