Николай Стародымов - След мстителя

По случаю теплой погоды форточка была слегка приоткрыта. Александр поднялся, открыл ее пошире, понимая, насколько великолепную мишень он из себя представляет на фоне залитого лунным светом окна. Перегнулся внутрь, дотянулся до ручки, повернул ее.

Путь в комнату был открыт. Лишь бы только под окном не оказалось какого-нибудь столика или чего-нибудь еще — в темноте ничего не видно.

Не знающий точного расположения помещений, мститель оказался в той же комнате, где они с Борисевичем так долго разговаривали. Это было очень плохо. Сюда выходили, по меньшей мере, три двери и два окна в разных стенах. Единственное, что успокаивало, что Александр здесь уже бывал и знал конфигурацию комнаты. Виктор, оставалось надеяться, никак не должен заподозрить появление Александра именно здесь.

Стараясь не шуметь, Харченко подвинул кресло в угол, в самую густую тень. Нащупал бутылку шампанского. Осторожно откупорил ее — пробка даже чуть слышно хлопнула. Наполнил стакан. И приготовился ждать.

Нервы у Борисевича должны сдать раньше. Потому что он больше дорожит жизнью. Он слишком самоуверен.

И когда он отправится на поиски своего противника, непременно сюда попадет.

Так Александр и сидел: мрачный, со смятенной душой, осознавая, что ради этого мгновения он пролил слишком много крови, в том числе и невинной. Держал в одной руке револьвер. А в другой — стакан, из которого потихоньку цедил студеную колючую влагу.

Когда кого-то или чего-то долго ждешь, всегда есть время подумать. Так и теперь Александр Харченко размышлял обо всем происшедшем, обо всем, что узнал за последнее время.

Как теперь относиться к Анне? Не к покойнице Анне, разумеется. А к Анне, мстить за которую он вышел на тропу войны. Он всем: Буеракову, Борисевичу, Анастасии, даже себе самому говорил, что готов был принять жену к себе. Но готов ли был он это сделать, если бы ее не убили? Простить, да, он смог бы. Но забыть… Забыть все то, что узнал за эти несколько дней…

Да и вообще, можно ли вычеркнуть из жизни какой-то период?

Когда-то Александру в руки попалась книжка стихов неведомого ему поэта Андрея Матяха. Стихами он никогда не увлекался. Но тут поразило его одно стихотворение, которое как нельзя лучше подходило к данной ситуации.

Вот и теперь, понимал Харченко, он уже далеко не тот, что был раньше. Теперь он не пошел бы в разведку с Борисевичем. И понимал, что и друг, бывший друг, не взял бы его с собой. И Аннушка казалась теперь не слишком-то достойной такого мщения, которое он сейчас осуществлял. Да и сам выглядел в собственных глазах отнюдь не лучшим образом.

Не те мы нынче, не те. Хорошо это или плохо? Просто закономерно. И не более.

Грешил Харченко в этой жизни? Сейчас, когда до рокового выстрела остается все меньше времени, когда неведомо, чей выстрел окажется удачнее, он мог сам себе признаться, что грехов на его совести куда больше, чем он того хотел бы. И страстная скоротечная любовь с Джоанной, бывшая, по сути, почти предательством по отношению к своему делу, едва ли не милая безделица на фоне того, что ему приходилось убивать людей лишь по той причине, что оказались у него на пути. Убивал ведь!

Даже теперь на его руках оказалась кровь невинных.

И что можно изменить, даже попытавшись войти в остановившуюся реку времени? Воскресить невинно убиенных? А дальше? Опять идти их убивать? Иного пути нет! Потому что раньше он служил государству, которое давало ему задание. Сейчас он служит собственному чувству необходимости мщения, потому что иного пути не видит.