Дмитрий Петров - Призрак киллера

Сидя в машине, Щелкунчик со смущением размышлял о педерастах и вообще об особенностях человеческой натуры.

Ему редко доводилось общаться с сексуальными меньшинствами, он не вращался в таких сферах жизни, где их было бы много. В армии к педерастам было такое плохое отношение, что если они и бывали, то уж не осмеливались заявлять о себе. Мало их было и в среде бандитов, с которыми после общался Щелкунчик. Эта сторона жизни всегда была закрыта для него.

Единственное, что он вспоминал, были рассуждения замполита полка подполковника Михеева на эту тему, которые он позволял себе в офицерской чайной за стаканом портвейна. Наверное, подполковник Михеев считал, что подобными разговорами с командирами подразделений он тоже как бы проводит политико-воспитательную работу… Что ж, может быть, так оно отчасти и было.

— Пидоры, — говорил авторитетно замполит, мусоля папиросу в зубах. — Пидоры бывают двух типов… Есть пидоры несчастные, и есть пидоры гнойные. Их так и называют — пидор гнойный, и никаких, как говорится, гвоздей…

Выпив очередную порцию сладковатого молдавского зелья, подполковник объяснял свои глубокие жизненные наблюдения:

— Пидор несчастный — это тот, который вместо бабы бывает. Ну, сами понимаете. А который гнойный пидер — тот вместо мужика… То есть он и есть мужик, только у него вместо бабы бывает пидор несчастный. Понятно излагаю?

Наступало глубокомысленное молчание офицерского корпуса, которое обычно прерывалось словами помощника по комсомолу старшего лейтенанта Деревяшко, который прочитал однажды полторы книги и с тех пор считался отчаянным интеллектуалом. Старлей Деревяшко, подперев голову рукой и глядя на своего начальника Михеева влюбленными глазами, многозначительно говорил:

И опять наступало молчание. Все были подавлены неведомым и непостижимым простому рассудку…

Впрочем, подобные разговоры бывали нечасто, благодаря строгому нраву командира полка, который был сух и короток на расправу. Он был службист и пресекал все, что, как ему казалось, нарушало уставное течение жизни полка. Словом, настоящий был человек.

Командира полка все боялись и уважали за то, что бывал строг, но справедлив. Только поговорить при нем бывало затруднительно — очень уж был резок полковник Колесников…

Щелкунчик помнил, как комполка проводил оперативные совещания со старшими офицерами. Все должно было быть кратко и по существу. А стоило всем разом начать говорить и устраивать гвалт, как полковник нетерпеливо стучал кулаком по столу с разложенными тактическими картами и зычным голосом кричал:

— Товарищи офицеры, прошу не пиздеть!

И все замолкали…

Так что мало было у Щелкунчика возможностей изучить быт и нравы гомосексуалистов…

Через час «клиент» вышел из кафе, но был не один. Рядом с ним шагал здоровенный битюг, одетый красиво, но с полным отсутствием интеллекта на лице. Они шли под ручку, как мужчина с женщиной, и сели в машину гражданина Кислякова.

«Ага, — понял Щелкунчик. — Сейчас на хазу поедут…»

Так все и вышло. Проводив на машине «клиента» с дружком до дома и посмотрев на загоревшийся свет в окнах, Щелкунчик понял, что сейчас там начнется ночь любви…

Последующие три дня наблюдений уверили Щелкунчика в том, что он понял все совершенно правильно — Кисляков Алексей Борисович оказался обычным гомосексуалистом, причем пассивным, или, как выражался подполковник Михеев, — несчастным. Он днем колесил по редакциям журналов и по издательствам, а вечером неизменно появлялся в кафе «Звездопад», откуда непременно выходил с очередным амбалом-любовником.

«Это ведь надо — такая активность, — удивлялся Щелкунчик. — Сколько же ему надо, этому красавчику? Прямо каждый день… Хотя он ведь девочка, от него ничего и не требуется, только в позу встать… Наслаждается, наверное, сейчас, — с оттенком непреходящего изумления думал Щелкунчик. — Да ведь и каких любовничков-то себе выбирает — тех, что поздоровее. Вкусы прямо как у продавщицы из сельмага…»

Слежки за собой Кисляков не замечал — он был слишком увлечен своими любовными приключениями.

«Наверное, он журналист, — думал Щелкунчик. — Только неудачливый, конечно. Удачливые все за границей живут и ездят на иномарках, а не на разбитых «Жигулях». И, вероятно, любовничков себе находят не в забегаловках для неимущих педерастов, а в местах посолиднее…»