Дмитрий Петров - Призрак киллера

Истину может узнать только тот, кто не боится ее.

Щелкунчик не любил летать на самолете.

Не так уж часто ему, правда, приходилось это делать — разве что когда он еще служил в армии. Тогда бывало несколько случаев, по долгу службы. Приходило предписание, и офицер должен был безропотно лезть в самолет и лететь, куда прикажут.

Но с армией Щелкунчик простился уже давно, а если быть точным, то армия равнодушно простилась с ним — одним из десятков тысяч комбатов-мотострелков, попавших под сокращение.

После армии Щелкунчику не приходилось летать на самолете, чему он радовался. Самолет как-то всегда нарушал его представления о пространстве-времени… Если ты садишься на самолет в Семипалатинске, а через три часа приземляешься в Риге, преодолев совершенно незаметно расстояние между Европой и Азией, это нарушает нормальный ритм жизни человека. Потому что это просто противоестественно с точки зрения природы.

Вот когда ты едешь на поезде, мимо тебя медленно тянется страна, ты видишь станции, железнодорожные разъезды, людей, природу вокруг мчащегося поезда — ты понимаешь, что едешь, что пересекаешь некое пространство. Природа вокруг тебя меняется постепенно, пейзаж становится другим. За степями начинаются леса, потом видны озера, реки — словом, человек ощущает движение в пространстве, которое как-то соразмерно времени и может быть постигнуто…

Самолет же — совсем другое дело. Ты оказываешься выдернутым откуда-то и как бы искусственно за три часа перенесен и всажен, как овощ, в другую действительность… Нет, сатанинское это изобретение — самолет…

Впрочем, после армии, при занятии, которое избрал для себя Щелкунчик, ездить на поезде было гораздо безопаснее. Профессиональному киллеру противопоказано летать на самолете.

В аэропорту проверяют документы, проверяют багаж, а потом, что еще хуже, все данные о твоем прилете-отлете остаются в соответствующих компьютерах и могут быть в любое время предоставлены кому угодно — как сыскным органам, так, за соответствующую плату, и конкурентам, противникам…

По передвижениям киллера по стране, по его маршрутам всегда можно составить «график» его работы. Можно, например, сопоставить, согласовать по времени прилет-отлет киллера и совершенные «акции» в конкретном регионе — и вот, пожалуйста, обвинительное заключение готово… А если не обвинительное заключение, то уж, во всяком случае, ордер на арест…

Нет, лучше всего в таких случаях пользоваться поездом. Несмотря на строгие железнодорожные правила последнего времени, предписывающие проводникам проверять документы у всех пассажиров при посадке в вагон, всем известно, что это никогда не выполняется. Документы проверяют только у черномазых — кавказцев и азиатов, по которым сразу видно, что они — приезжие, и даже скорее всего — вообще не граждане России, а нелегалы… С таких можно драть три шкуры, брать взятки и требовать прочих вещей, потому что они, как проникшие незаконно на территорию страны, бесправны и могут быть в любой момент задержаны и избиты милицией…

А белого европейца никакой проводник не станет беспокоить требованиями предъявить документы, лишняя морока никому не нужна.

Вот Щелкунчик и ездил поездом. Можно пересечь всю страну, приехать в любое место, сделать свое «дело» и уехать так незаметно, что никто и не сможет вообще установить, что ты там был… И уж тем более проследить схему и график твоих передвижений. Это тебе не самолет…

На этот раз путь был долгим и занял почти двое суток от Москвы. К тому времени, когда поезд, преодолев бескрайние российские просторы, подходил к Синегорью, Щелкунчик уже успел десять раз известись, ворочаясь на своей верхней полке и с отчаянием выслушивая бестолковые разговоры соседей по купе — каких-то бабок и дедов…

Мимо, вдоль окон вагона, проносились поля и зеленеющие луга в нежной июньской зелени, разноцветные домишки, огороды, плодовые деревья. В купе велся бессмысленный озлобленный разговор стариков о том, как раньше все было хорошо, а теперь все стало плохо, и что всему виной демократы и «интеллигенты собачьи» вкупе с евреями и агентами империализма. Словом, все было, как обычно. Всем известно, с каким восторгом простые русские старики вспоминают душегубства и кровавые расправы…

Щелкунчик не слушал разговор стариков и старух о том, как было хорошо, когда все-все было по карточкам, все были равны и всех скопом топтали большевистскими сапогами. Ему это было неинтересно. Он просто лежал на верхней полке, не глядя вниз на соседей, мечтающих о прежнем рабстве, и ждал приезда. В вагоне было душно от того, что еще не сняли зимние двойные рамы на окнах, а кондиционеры не работали.