Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

Глеб не сразу понял, что выбрался на поверхность. Снаружи было темно, как в угольном бункере, и, только угодив в какие-то колючие кусты, он сообразил, что такая растительность не характерна для подземелий. Лишь осознав это, он почувствовал, что воздух вокруг него теплый, свежий и благоухающий, без уже сделавшейся привычной сырой промозглой затхлости. Левой щеки ласково коснулся легкий ночной ветерок, и сейчас же над ухом запищал какой-то измученный бессонницей — не иначе как с голодухи — комар. К нему немедленно присоединился второй, и буквально через секунду Сиверова окружило поющее, звенящее облачко.

Глеб полной грудью вдохнул ночной воздух, с удовольствием распрямил затекшую от долгого пребывания в полусогнутом состоянии спину и снял с плеча ружье. За последнюю пару часов эта бесполезная, богато изукрашенная железка, будто нарочно цеплявшаяся за все подряд, успела ему порядком надоесть; он много раз преодолевал острое желание бросить ее под землей вместе с фонарем, в котором в самый неподходящий момент сели батарейки, но вот теперь, кажется, настал момент, когда эта штуковина могла ему пригодиться.

Временно предоставив комарам полную свободу действий и на всякий случай проверив, не взведены ли курки, Глеб осторожно двинулся вперед, старательно прощупывая прикладом ружья чуть ли не каждый сантиметр неровной каменистой почвы у себя под ногами. Предчувствие его не обмануло: не прошел он и пяти метров, как послышался характерный металлический щелчок, за которым последовал тупой удар, от которого ощутимо содрогнулись зажатые в его ладони стволы ружья.

— Затейники, — проворчал Сиверов, поднимая на уровень груди приклад с повисшим на нем металлическим предметом, который на ощупь очень напоминал медвежий капкан.

Глеб осветил эту штуковину, используя в качестве фонарика дисплей мобильного телефона, и убедился, что это был именно капкан — большой, с крупными острыми зубами, очень ухоженный и даже смазанный — судя по запаху, не машинным маслом, а каким-то салом.

Больше капканов ему не встретилось. Не удалось обнаружить также волчьих ям, взведенных самострелов и иных сюрпризов, что, впрочем, говорило скорее о везении, чем об отсутствии в этих кустиках перечисленных выше средств уязвления человеческой плоти. В пользу этого предположения говорил и вполне откровенный запашок, некоторое время доносившийся до Глеба вместе с ветерком откуда-то слева. Там, в кустах, догнивал все-таки не человек, а просто какой-то невезучий обитатель здешних мест — заяц, лисица или, скажем, барсук.

Выбравшись на открытое место, Слепой решил остановиться на ночевку. Брести в темноте по лесистым горам вовсе не улыбалось, да он еще и не решил, куда направиться. Кроме того, он понятия не имел, куда его вывел извилистый подземный проход; определить свое положение в пространстве, а значит, и дальнейший маршрут можно было только с наступлением утра. Правда, насчет местоположения у него имелись кое-какие догадки. Судя по капкану, хранители тайны малахитовой пещеры частенько пользовались этим запасным выходом и опасались, что им сможет воспользоваться кто-то еще, а это означало, что выход из пещеры расположен не так уж далеко от поселка — возможно, намного ближе, чем монастырь.

Над деревьями, будто сжалившись над Глебом, показался краешек полной луны, и вскоре она вышла из-за ближнего хребта целиком — круглая и серебристая, как монета, яркая, как прожектор. При ее свете Сиверов насобирал хвороста и сухих сучьев, и вскоре на небольшой прогалине, защищенной с трех сторон огромными замшелыми обломками скал, разгорелся костерок. Глеб подбросил в огонь немного можжевеловых веток, заметно огорчив уже успевших войти во вкус бесплатной трапезы комаров, и с удобством разместился на мягком покрывале мха. Спать он, впрочем, не собирался: ему многое нужно было обдумать, да и пробуждения человеку, заснувшему в здешних краях, пожалуй, не смог бы гарантировать никто.

При помощи ножа, ствола пистолета и парочки крепких выражений он наконец снял с приклада двустволки намертво вцепившийся в дерево капкан и зашвырнул эту подлую железяку в темноту. Там, в подземелье, ему встретилось около десятка таких вот игрушек, а также штук пять растяжек, прикрепленных к ручным гранатам. По этим гранатам, кстати, можно было изучать историю развития данного рода оружия; самой новой из них была немецкая «колотушка» времен Второй мировой, а самая старая, судя по маркировке на тронутом ржавчиной запале, была выпущена во Франции в тысяча девятьсот двенадцатом году.