Линвуд Баркли - Опасный дом

Появилась машина, похожая на «эскейп» Терри. Синтия спряталась за деревом и дождалась, пока она проедет мимо. Это была машина Терри. За рулем находился он сам, рядом с ним сидела Грейс. Синтия смотрела, как автомобиль сворачивает на подъездную дорожку, и гадала, в какую неприятность попала ее дочь. Спиртное? Вроде нет. Выйдя из машины, дочь твердо зашагала к дому. Но выглядела Грейс неважно, шла с понурой головой. Ее одежда была в безобразном состоянии, словно она каталась в ней по земле. Что-то все-таки произошло.

Одно хорошо: она вернулась домой. Синтия подождала, пока муж и дочь вошли в дом, вернулась в машину и поехала к себе. Ей долго не удавалось уснуть. Покоя не давала мысль: что натворила Грейс?

– Что такое? – спросила Грейс, идя из дома Винса к моей машине. – Что происходит?

– Залезай! – велел я.

На сей раз я не стал распахивать для Грейс дверцу. Пока она устраивалась на сиденье, я завел двигатель.

– Что теперь? – спросила она. – Винс знает, что случилось со Стюартом? Стюарт находился с ним? Мы поедем в больницу? Или домой к Стюарту? А как же…

Я хлопнул ладонью по рулю.

– Довольно! Хватит вопросов.

– Но…

– Хватит! – Я развернулся на Ист-Бродвей. – Дома поговорим.

Грейс отвернулась и привалилась к дверце. Я заметил, что у нее вздрагивают плечи.

Пять минут – и мы были дома. Вылезали из автомобиля с настроением людей, вернувшихся с похорон: двигались медленно, помалкивали, каждый был погружен в собственные мысли. Пока я возился с ключами, Грейс молча стояла рядом со мной.

– В кухню! – скомандовал я.

Дочь пошла впереди меня. Я указал на табурет, она послушно села. Я уселся напротив нее.

– Искать Стюарта нет смысла, – начал я.

Ее глаза наполнились слезами.

– Господи!

– Похоже на то, что сам Винс, или его люди, или все вместе побывали в том доме после твоего бегства, но еще до того, как мы с тобой туда вернулись, и тщательно прибрались. Теперь они опять поедут туда, завершат уборку и вставят стекло.

– Но что…

– Что бы ни случилось со Стюартом, Винс об этом позаботился.

Лицо Грейс вспыхнуло.

– Что это значит?

– Не знаю.

– Как ты думаешь?

Детей надо беречь от плохого, но не всегда получается. Особенно когда все происходит из-за того, что они сами вляпываются со всего размаху в дерьмо.

– Это значит, что его наверняка нет в живых.

Дочь закрыла лицо руками.

– Я в него выстрелила. Я его убила.

– А вот в этой части истории возможны варианты, – произнес я. – Всей информацией я не обладаю, но не считаю, что это так.

– Почему?

– По нескольким причинам. Во-первых, из рассказанного тобой следует, что в доме находился кто-то еще. Во-вторых, если бы ты выстрелила из револьвера, то знала бы об этом. Отдача была бы такой сильной, что ты шлепнулась бы на задницу. Скорее всего, у тебя был – а может, до сих пор не прошел – легкий шок. Это результат сильного испуга. Твое восприятие искажено. На самом деле ты не знаешь, что там произошло.

Грейс вздохнула.

– Что дальше?

– Винс говорит: тебе надо забыть, что там вообще что-то случилось.

– Можно подумать, что у меня получится…

Я схватил ее за запястья и крепко стиснул.

– Слушай меня внимательно! Винс не любит шутить. Ты не забудешь о событиях этой ночи, но притворишься, будто забудешь. Он хочет, чтобы ты забыла даже о своем знакомстве со Стюартом Кохом. Он не хочет, чтобы мы с тобой с кем-либо об этом говорили. Не желает, чтобы мы искали Стюарта: спрашивали о нем в больнице, ездили к нему домой, еще куда-либо. И уж конечно, он не хочет, чтобы мы сообщали об этом в полицию.

Даже без угроз Винса я испытывал по части возможного звонка милфордским полицейским противоречивые чувства. Что бы я им сказал? Моя дочь залезла в чужой дом вместе с дружком, который, похоже, нарвался на пулю? Указал бы копам на Винса Флеминга – остальное, мол, узнаете от него? А у Винса, если ему верить, имеется револьвер с отпечатками пальцев Грейс… Этот револьвер играл роль джокера. Даже если Грейс из него не стреляла, а просто выронила. Выстрелить мог кто-нибудь другой, но как быть, если на нем все равно остались ее отпечатки?

– Разве это правильно? – спросила дочь.

– Что?!

– Разве это правильно? Если со Стюартом случилась беда, не важно, из-за меня или еще из-за кого-то, разве правильно не обращаться в полицию? Разве мы не обязаны сообщить им о происшедшем?

Я чувствовал себя так, словно меня испытывают на отцовские и вообще на человеческие качества. Меня вдруг осенило: хороший отец и хороший человек – не обязательно одно и то же. Я еще сильнее сжал ее запястья, на мгновение отвел взгляд, потом посмотрел дочери в лицо.