Несмотря на то что в институт я не ходил, пару раз встречал в студгородке Ларису — мою несостоявшуюся мать. Она всякий раз при виде меня отворачивала в сторону свой хорошенький носик. Я тоже с ней не здоровался. Надеялся, что, если она станет сторониться меня, а также Вячеслава Лынькова, жизнь ее сложится приятней и благополучней.
Однако не тут‑то было! Воистину, вы, женщины — странные существа. Все вы похожи на прародительницу Еву, как писал великий поэт. Вам плод запретный подавай, а без того вам рай не рай. Все вы, как жены Синей Бороды, так и стремитесь заглянуть в запретную комнату. Однажды Лариса, краснея и очевидно смущаясь, подошла ко мне. Представляю, сколько внутренней борьбы перенесла она ради этого! Но все ж таки подошла — значит, несмотря ни на что, ее тянуло ко мне! Тихо спросила: «А ты правда будущее знаешь? Я хотела про мамочку свою узнать». Не знаю, правда ли это была, про мамочку, или девичья уловка — скорее, второе. Я не стал разбирать и отвечал грубо, если не резко:
— Я наболтал тебе — не помню чего. Не обращай внимания. Знаешь, со мной бывает. Я на учете в психиатрическом диспансере состою. Только ты никому! Должен таблетки постоянно принимать. А если вдруг пропущу прием, такое начинаю придумывать! Мне даже видения бывают. Поэтому ты меня извини. И забудь.
Я круто развернулся и оставил ее в растерянности, если не в слезах.
Будем надеяться, что теперь она отстанет. Вы, девушки (как я, по‑моему, уже писал), пуще сглаза боитесь в глубине своей души связать собственную судьбу с неполноценным товарищем. И если инвалид без ног еще может вызвать что‑то вроде материнского чувства и самопожертвования, то псих ненормальный — вряд ли. Потому будем надеяться, что больше она докучать мне не будет.
Чем я еще занимался, помимо налаживания (а точнее, разлаживания ) своих матримониальных дел? Я не учился, не работал. Зато в голове моей роились десятки мыслей о том, как можно попытаться изменить ближайшее будущее — с тем чтобы переменить, в конце концов, историю моей многострадальной страны. Мне почему‑то казалось, что мое появление на ночной подлипкинской улице Королев не оставит без внимания. И предпримет какие‑то меры. Возможно, предупредит своего днепропетровского соратника‑соперника‑конкурента Янгеля о грядущей катастрофе Р‑16. И возможно, не отправится теперь столь уж беспечно на пустяковую операцию в январе шестьдесят шестого.
Но среди моих наполеоновских и завиральных планов имелся один, который я просто должен был осуществить — хотя бы затем, что именно ради него я осуществил этот свой авантюрный бросок в прошлое.
Я снова отправился в Мытищи. Киоск «Горсправки» на вокзале оказался открыт. Перед крашенной хной дамой я повторил свою отрепетированную один раз повесть: «Эвакуация, бомбежка, мама, семья Кордубцевых» — только теперь я педалировал на то, что все они якобы были родом из Мытищ. «Погуляй полчаса», — сказала дама и стала названивать в городской адресный стол.
А через полчаса положила передо мной листочек:
Кордубцева Маргарита Тихоновна, 1908 г.р.
Кордубцева Мария Петровна, 1935 г.р.
Кордубцев Семен Петрович, 1938 г.р.
И адрес: г. Мытищи, Четвертый спортивный проезд, д.16, кв. 5.
Да! Да! Это были они! Семен Петрович Кордубцев — дед нашего недруга, того самого Елисея. Дед, несчастным образом убитый вместе со своей супругой молнией на опушке в Калининской области. И его сестра Мария Петровна — та самая, что на склоне своих лет будет иметь столь долгий разговор с тобой, Варя, о своем странном внучатом племяннике.
Сейчас им было — деду Кордубцеву на два года больше моего, то есть девятнадцать; двоюродной бабушке — двадцать два.
— Спасибо вам! Спасибо! — залучезарился я в адрес справочной тети. Я готов был расцеловать ее за неожиданный подарок.
— Три рубля за три персоны гони, — проворчала она, маскируя, как свойственно советским людям, свою благорасположенность под внешней суровостью.
Я сунул ей пятерку, на радостях крикнул: «Сдачи не надо!»
— Ишь ты, — проворчала она. — В ресторане, что ли? — И отсчитала мне мелочью до копейки. — Знаешь, как их найти‑то?
— Нет, — чистосердечно ответствовал я.
— Сядешь на электричку в сторону Москвы, до Тайнинской. Там выйдешь на левую сторону, по ходу поезда. А там спросишь.
Я бросился на платформу.
* * *
Семья Кордубцевых проживала в деревянном бараке. В те годы даже в столице бараки были далеко не редкостью. Как я говорил, хрущевская массовая жилая стройка только разворачивалась. Еще впереди были однообразные кварталы Черемушек, Кузьминок, Перово. Большинство народу ютилось в уплотненных до предела бывших барских квартирах‑коммуналках, в разнообразных общагах типа нашей студенческой и в бараках.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу