Анна и Сергей Литвиновы - Успеть изменить до рассвета

На улице давно стемнело, но на тротуаре напротив зажегся фонарь, который давал достаточно освещенности, чтобы разглядеть подходящих и подъезжающих к окрестным домам людей.

Я не ужинал, поэтому под ложечкой у меня капитально подсасывало. Время перевалило за одиннадцать, и я подумал, что еще немного, и я опоздаю на последнюю электричку. Значит, вряд ли чего‑нибудь дождусь, и мне придется приезжать сюда еще раз. И тут вдруг возле соседнего дома тормознул тяжеловесный «ЗиС». «ЗиС» была правительственная машина. Простые смертные на ней не ездили. И сюда на ней в принципе мог подъехать только один человек. Поэтому, не медля ни минуты, я бросился вниз по лестнице. Значит, я все‑таки неправильно вспомнил дом, промелькнуло у меня, и он проживает в соседнем.

Я выскочил из подъезда в тот самый момент, когда мой объект вылез из машины — дверцу ему открывал и придерживал молодой человек, очень похожий на того типа, что сканировал меня на выходе с платформы Подлипки — наверняка прикрепленный сотрудник. А Королев — в кожаном плаще внакидку, головастый, коренастый, плотный, невысокого роста и почти без шеи, с головой, словно бы вросшей в плечи, — стремительной своей походкой зашагал к своему подъезду. Я, разумеется, знал его в лицо по сотням портретов, скульптур и памятников. Прикрепленный сотрудник еле успевал за ним и оказался, противно уставу, на пару шагов позади него. Главный конструктор уходил — а меня с ним разделяло еще шагов семь‑восемь. Поэтому я крикнул:

— Сергей Павлович!

Он сердито повернул голову и чуть замедлил свой бег. Он имел право гневаться: во‑первых, откуда это я знаю секретного конструктора по имени‑отчеству? А во‑вторых, с какой стати бросаюсь вдруг наперерез даже не на предприятии, что тоже было крайне не комильфо, а на улице, в двух шагах от дома? Наверняка он принял меня в первый момент за какого‑нибудь юного сотрудника своего же предприятия, который доведен до отчаяния квартирным вопросом или каким‑нибудь бюрократом и явился искать у первого лица высшей справедливости. Прикрепленный сотрудник грамотно перекрыл своим телом зону обстрела и сунул руку в карман.

Я сократил расстояние между нами шагов до трех и проговорил:

— Сергей Павлович, прошу вас! Несколько слов тет‑а‑тет. Это очень, очень важно. — И тут я произнес фразу, которую готовил и обдумывал весь этот вечер на подоконнике в чужом доме на улице Коминтерна. — Дело касается тяжелого спутника и программы полета человека.

Лицо Королева дернулось и нахмурилось. Я его зацепил. Вряд ли он знал в лицо всех сотрудников своего КБ — их у него работали тысячи, если не десятки тысяч, однако секретность там была совершенной. Люди в соседних комнатах не знали, чем занимается коллега, который трудится за стенкой. И тех, кто разрабатывал тяжелый спутник, равно как и тех, кто готовил первый полет человека (а его уже начинали готовить), Сергей Павлович наверняка в лицо знал всех. И я к их числу не принадлежал.

— Ну?! — грозно проговорил он.

— Только пусть он отойдет, — я указал на телохранителя.

— Иди покури, — коротко скомандовал Королев.

— Но Сергей Павлович! — завозражал тот.

— Иди, — проговорил главный конструктор тоном, которого трудно было ослушаться.

И прикрепленный сотрудник слинял.

— Сергей Павлович, — начал я, — не спрашивайте, почему и как, и не считайте меня сумасшедшим или шпионом, но мне ведомы очень многие вещи из вашей биографии — как из прошлого, так и из будущего. — Лицо главного конструктора дрогнуло, и он явно решил, что перед ним натуральный псих, и готов был через секунду позвать своего охранника. Я зачастил: — К примеру, у вас после допросов в НКВД дважды сломана челюсть. А после зимовки в ГУЛАГе на Колыме недостает четырнадцати зубов.

Главный конструктор внимательно рассматривал меня. Он не понимал, кто я и откуда. Первая версия о моей ненормальности пропала, потому что я говорил правду . О тех фактах, что я сообщал ему, мог знать его личный врач — но я никак не был его врачом. Об этом могли ведать во вездесущем (как считалось тогда) КГБ. Но зачем КГБ устраивать подобное представление на ночной улице? Чтобы не дать ему опомниться, я быстро продолжал:

— Первый спутник первоначально планировалось запустить шестого октября, но потом вы испугались, что американцы опередят, и настояли на том, чтобы стартовать четвертого. — А вот эту информацию знали, кроме Королева, только самые его близкие — сподвижники, заместители (но никак не врачи). И это заставляло ко мне, как минимум, присмотреться: откуда я вызнал все эти столь разные тайные сведения? Поэтому выражение лица Сергея Павловича сменилось на заинтересованность — пусть хмурый, но интерес. А я продолжал: — Это прошлое, но я знаю и будущее. Вы убедитесь в этом довольно скоро. Например, тяжелый спутник вы запустите четвертого ноября этого года, с собачкой Лайкой на борту. Потом вы пошлете спутник на Луну — не с первой попытки, но он врежется в нее, а потом, в пятьдесят девятом, вам удастся сфотографировать ее обратную сторону. А в 1961‑м в космос полетит первый советский человек, летчик, майор Гагарин.