Алексей Доброхотов: Вскормить Скрума

«И это люди, с которыми я прожил всю жизнь? – думал по дороге Треха, – Вот эти уроды считают себя нормальными людьми? Они еще учат меня жить? Да кто они такие? Чего они стоят? Чего они могут? Плевать грязью друг в друга? Этих придурков я считал за нормальных людей? Чего я среди них делаю? Где я? Чего вокруг происходит? Кому нафиг я тут нужен? Кто меня тут уважает? Кто меня любит? Кто мне здесь друг? Все только плюют в меня. Один только… как его там… Хрум… чего-то там для меня делает. А эти? Сволочи. Все сволочи. Никакие они не люди. Они просто сволочи. Уроды и гады. Только и могут, что плевать червяками. Нет тут людей. Кончились. Все кончились. Никому я здесь больше не нужен. И как теперь жить?»

– Господи, счастье то какое, – всплеснула руками жена, когда Кольку привели ночью домой и она сумела разобраться в происходящем.

На что мужик тут же назвал ее «толстомордой синухой» и «сволочью», за что получил по случаю своей неожиданной трезвости звонкую оплеуху, несмотря на присутствие в доме посторонних.

После чего все разошлись по своим домам и легли спать.

На этом беспокойный денек закончился.

Давным-давно, когда на Земле сформировались первые банды охочих до чужого добра людей, кто-то из главарей, дабы отличить своих, впервые ввел в употребление унифицированную одежду, позже получившую наименование форма. И этим он сразу решил две большие задачи: обособил от остального сообщества отдельную категорию лиц, выполняющих определенную функцию, и позволил им впредь не сильно заботиться о проявлении своей индивидуальности.

Одинаковая одежда определяет одинаковые настроения, формируя одинаковые лица. Стройность рядов несет стройность мыслей. Общая цель не допускает множественности решений. И когда альтернативы отброшены, а сомнений нет, то маска личины сметает проявления личности. Она больше не нужна. Даже более того, мешает, вносит смуту и развенчивает идеалы. Но все имеет свою цену. И если в природе что-то не востребуется, то оно отмирает. Функция утрачивается, замещается тем, что предоставляет особи возможность получить больше шансов для выживания при наименьших затратах. Распределение усилий среди членов группы уменьшает нагрузку на каждого его члена. Таким образом отсутствие необходимость принимать самостоятельные решения убивает человеческую индивидуальность.

Так появились солдаты.

Но во что пацана не обряжай, он все равно пацаном останется. Даже если ему на голову водрузить солдатскую фуражку. Некоторое время внешняя форма будет, конечно, немного дисциплинировать, но только до поры, пока характер с темпераментом не привыкнут к новой своей коже и не прорвут тонкую, сдерживающую оболочку.

На плацу шумели мальчишки. Даже облаченные в военную форму они все равно оставались детьми. Крепкие, мускулистые, озорные, лишенные душевной и интеллектуальной нагрузки, они изнывали от отсутствия ясного понимания стоящей перед ними задачи, загнанные черт знает куда. Хозяйственные работы, муштра, лес да болота, вот и все, что они получили взамен оставленной семьи и свободы. Город далеко. Территория части давно опостылела. Каждый уголок здесь знаком до тошноты. Ничего интересного. Никаких свежих впечатлений. Куда идти в увольнение? Остается только жалкая деревушка и это странное слово «танцы», звучавшее в это утро уже не один раз с нескрываемым чувством сожаления и зависти из уст тех, кому не посчастливилось сегодня принять в них участие, и со звучной нотой нетерпения тех немногих, удостоенных этой сомнительной радости.

Выступать следовало в самое пекло после обеда. Витя, и без того трудно переносящий жару, отказался вкушать жирную пищу и удовольствовался только стаканом холодного чая. Зато молодежь явно не погнушались доброй трапезой. Еще бы, растущие организмы.

Прихватив флягу с водой, молодой лейтенант вышел на улицу и объявил построение.

Парни с неохотой выстроились в шеренгу. От внимания офицера не ускользнули брошенные в его сторону косые взгляды и презрительные ухмылки.

– Это что, этот пидор, идет с нами?… – шепотом пронеслось вдоль строя.

Витя не удостоил внимания этот грязный выпад и отдал команду «Смирно». Затем, как положено в таких случаях, представился, объявил о своем назначении старшим группы, призвал подчиненных к порядку и послушанию, после чего достал из кармана список лиц, получивших увольнение, и провел перекличку.

Все оказались на месте.