Алексей Доброхотов - Вскормить Скрума

– Тогда нале-во. Шагом марш.

Лиха беда начало.

Ворота КПП преодолели без происшествий. Впереди лес, пыль и слепни. Шутка ли протопать три километра по раскаленной, знойной дороге походным маршем, когда воздух разогрет до предела, когда находиться на солнце дольше десяти минут практически приравнивается к пытке. Но отступать некуда. Особенно после неприятного инцидента с командиром части. Теперь особенно необходимо соблюдать нормы устава и выглядеть по всей форме: в постылой фуражке на голове, в плотных армейских брюках и глухих черных ботинках на ногах. Как говорится в уставе: стойко переносить все тяготы армейской службы, и радоваться.

Эх… хорошо сейчас на гражданке… Можно смело щеголять в просторных белых шортах, шокировать прохожих голым торсом и пить холодное пиво…

Впереди показался мост через болотистую речушку. Все как один тут же изъявили непреодолимое желание искупаться. Витя и сам был не прочь окунуть тело в холодную воду. Но, во-первых, не взял с собой полотенца, Но это еще полбеды. Во-вторых, по глупости не надел плавок, а это уже непростительная ошибка. И, в—третьих, немного брезговал заходить в одну взбаламученную воду с подчиненными. Не все же из них интеллигентные люди. Кто-нибудь по простоте душевной возьмет и помочится. Вот и плавай потом вместе с ним в одной луже. Наконец, просто опасался пиявок, могущих обитать в таком болотистом месте. Но больше всего стеснялся выставлять на показ свои белые сатиновые трусы с фиолетовыми бегемотиками.

Однако, предстояло принять решение. Народ, истекая потом, требовал охлаждения. Солнце жарило. Пыль разъедала кожу.

«В конце концов, почему бы и нет? – подумал он, – Все-таки у людей увольнительная. Чистота лишней не бывает».

И дал согласие.

Молодежь дружно рванула в реку прямо с моста. Топкие, заросшие высокой травой и густым кустарником берега не выглядели в этом месте привлекательными для купания. Витя присел в тенечке широкий сосны, придавил на щеке пару голодных слепней, глотнул холодной воды из фляжки, достал из кармана письмо маме, оно же тайное донесение Геннадию Петровичу, и стал быстро дописывать.

– Чего этот сидит? – донеслось из глубины водяных брызг.

– А ты не знаешь? Он дрочит, – последовал едкий ответ и над рекой пронесся дружный солдатский гогот.

«Однако, у меня, кажется, образовалась проблема, – отметил про себя Витя, – Чертов майор. Теперь и они думают, что я – педик. С этим что-то надо делать… Придется вечером вместе с ними окунуться, что ли… Черт с ним с плавками и пиявками. Темно будет. Хотя мог бы плавки и надеть, если такой умный…»

Проглотив обиду и поставив в письме жирную точку, Мухин отдал команду к построению.

– Еще чуток, – махнул из воды рослый, крепкий парень, явно неформальный лидер, сержант и носитель страной фамилии Цыбуля.

– Я сказал: строиться! – повторил команду офицер.

– Да ладно, тебе. Раскомандовался, – пустил тот изо рта фонтанчик воды.

– Нарываешься? – процедил сквозь зубы лейтенант, – Твоя фамилия, кажется, Цыбуля?

– И чо? И чо будет? – осклабился сержант.

– Три наряда вне очереди и месяц без увольнений. Мало? – прищурил глаз Мухин.

– Ладно, ладно. Уже пошли, – заспешил тот из воды, и подчиненные выпрыгнули вслед за ним, словно пингвинчики, на деревянный настил моста.

* * *

Как положено, точно в установленное время Мухин доставил подразделение к дверям клуба.

Танцы проводились тут, в одноэтажной просторной деревянной избе, срубленной в незапамятные времена.

Сначала местный православный священник отец Михаил пытался расшевелить чувства равнодушной аудитории поучительными библейскими историями. Однако за семь десятилетий научного атеизма евангелистские сюжеты хорошо забылись, нравоучительные суждения на веру больше не принимались, а интересы современного сознания находились довольно далеко от абстрактных понятий христианской этики. Его красноречивые выступления особой популярностью в молодежной среде не пользовались. Народ просто скучал, выслушивая очередные призывы к сочувствию и самопожертвованию, грыз семечки и слушал попсовый музон по дешевым дебильникам. Несмотря на это, преисполненный стойкости миссионерского служения смиренный проповедник продолжал кидать в массы горячее слово, пытаясь воспламенить потерянные души и вернуть заблудших в лоно отеческой Церкви. Но семя падало на негодную почву. Отчитав положенные сорок минут из священного писания или деяний апостолов, отец Михаил вынужденно уступал место долгожданному затейнику и балагуру Семену Марковичу, после чего удалялся пить водку с бригадиром.