Татьяна Нильсен - Зелье забвения

Всю жизнь его окружали женщины – мать, бабушка, воспитатели в детском саду, учителя в школе, соседка по парте. Он остро нуждался в мужской компании, завидовал пацанам, которые проводили время с своими папками в голубятнях, в походах в горы, на велосипедных прогулках, да и просто, когда приходили на родительское собрание. Он не знал своего отца, и когда был маленьким, а потом подростком всё время терзал мать расспросами. Однажды, когда ему было лет одиннадцать, мать открыла ему великую тайну, что его отец настоящий грек, и мало того, он являлся чемпионом мира в гонках «Формулы 1». Пашка некоторое время был невероятно горд, что он сын чемпиона мира, но со временем насмешки друзей и одноклассников стёрли с него это чувство. Повзрослев до него дошло, что мать просто придумала всю эту историю. У кого-то были отцы – герои лётчики, разведчики, моряки, ну а для него матушка хотела чего-то исключительного. Хотя все отмечали, что парень превратился из мальчика в красивого юношу со смоляными волосами, красивой фигурой, прямым носом и действительно был необычайно похож то ли на грузина, то ли на итальянца, то ли на грека. Но вскоре Пашка сделал одно открытие, которое в последствии превратилось в навязчивую идею. Однажды он залез в письменный стол на полку с бумагами в поисках какого-то необходимого в тот момент документа, и наткнулся на пачку старых писем. Мать была на работе и он расположился за столом, просматривая конверты. В век интернета и сотового телефона эта пачка писем выглядела, как что-то ископаемое вроде бивня мамонта или старинного фолианта, написанного от руки с обложкой из натуральной, буйволиной кожи. Он рассматривал разноцветные марки из разных стран-Италии, Аргентины, США, Австралии и большинство писем было отправлено из Греции. Отправитель и получатель были одни и те же. Корреспонденция была адресована его матери, а отправлял её некий Аргирис Дракопоулос. «Наверное это и есть мой возможный отец, – размышлял Пашка, – недаром отчество мать присобачила Аргирисович. Видать папаша не счёл необходимым предъявлять свои отцовские права и фамилия у меня осталась матери – Пушков, а не эта жуткая для русского слуха.» Он никогда не получал писем, но знал, что читать чужие не хорошо. Раздумывал он недолго, мать была на работе, спросить разрешения было не у кого, а любопытство было велико, тогда он решил просто просмотреть содержимое не вникая в суть. Но так не получилось, Пашка не только вник, но и проникся этим эпистолярным романом. Послания были на английском языке, но писать, читать и даже размышлять на этом языке для Пашки было делом обычным. В молодые годы мать закончила факультет иностранных языков в одном московском ВУЗе, потом успешно работала внештатным гидом-переводчиком в «Интуристе», а вечерами брала переводы научной и художественной литературы. Она с самого детства разговаривала с сыном на двух языках.

Пашка сварил себе крепкий кофе в турке, сел у окна на кухне и задумался. Прочитанная история впечатлила его, но чувствовал он себя неуютно, как будто заглянул в замочную скважину и увидел чужую, приватную жизнь. В письмах не было ничего постыдного или порочащего мать или гипотетического отца. Но про себя парень решил, обязательно расскажет матери о том, что прочитал письма, тем более, что у него возникло множество вопросов. Он положил пачку назад в стол, и решил отложить разговор до лучших времён. Несколько дней Пашка ходил в задумчивости и в один из вечеров он, как умел накрыл стол фруктами, бужениной, всякой зеленью, а в центр поставил бутылку французского, розового вина, которое любила мать. Потом дождался, когда она придёт из института, в котором преподавала английский, и торжественно пригласил на ужин.

– О, что за повод? – изумилась Лидия Николаевна, отщипнув виноградинку.

– Прежде, идите мыть руки, мадам, – Пашка повернул мать за плечи в сторону ванны.

Лидия Николаевна мыла руки над раковиной, и разглядывала себя в зеркало. Ей нравилось то, что она видела. В свои пятьдесят она выглядела прекрасно, во всяком случае она так думала. Ей были не по карману фитнесс-центры, дорогие косметические салоны, но она летом бегала трусцой в парке, а когда наступали холода делала гимнастику в квартире. Покупала замороженную смородину, клубнику, малину и накладывала на лицо свои самодельные маски. Но морщинки вокруг глаз и на шее множились, только она не страдала по этому поводу, а принимала это как неизбежность. У неё были кавалеры и Лидия Николаевна позволяла ухаживать за собой, принимала цветы, ходила в театры и на концерты. Иногда случался секс, но к себе домой для этих целей она никого не приводила, считала что эта территория принадлежит только ей и сыну. После смерти бабушки – её матери сын переехал жить в её маленькую хрущёвку и это было справедливо, мальчик должен когда-то научиться самостоятельности – готовить для себя еду, стирать носки и утюжить рубашки. Но они были очень привязаны друг к другу, часто перезванивались, вместе ходили в кино и устраивали такие ужины как сегодня. Лидия Николаевна не особенно удивилась, когда увидела накрытый Пашкой стол, но уж больно он был сегодня загадочный. Она даже размечталась, а может он скажет, что собрался жениться и она вскоре станет бабушкой…