Нэнси Холдер - Багровый пик

– Значит, все так и закончится?! – кричала его сестра в приступе сильнейшей душевной боли. – Ты ее любишь? Ты любишь ее ?

– Возненавидь его!!! – гоготал Дом.

#

Томас посмотрел на свой живот и на кровь, хлынувшую из него, он издал тихий звук – чуть слышный вздох, полный удивления:

– О, Люсиль…

Она ударила его еще раз, как будто хотела доказать, что твердо решила убить его. Женщина рыдала от боли и ярости.

Боль была настолько сильной, что все тело Томаса онемело. Такого он не заслужил. Да, он сделал больно… и ей, и себе. Всем им. И тем не менее он все же попытался остановить сестру – потому что он должен спасти и ее, и Эдит, и врача.

– Нет. Нет! Прошу тебя. Я не могу… – его слова затихли. Я не могу – главный лозунг всей его жизни. Я не могу… – и ей приходилось все брать на себя. Он сам сделал ее такой.

Это выражение у нее на лице. Оно что, будет последним, что он увидит в своей жизни? Томас знал, что сейчас самым важным для Люсиль было заставить его замолчать, сделать так, чтобы он прекратил смотреть на нее. Все его тело болело – онемение куда-то прошло, и теперь он полностью ощущал боль от ударов ножом, ногами и руками, которые она ему наносила. Боль накрыла его с головой. Он бултыхался в емкости с красной глиной, и мучения затягивали его все глубже и глубже, прямо в багровый ад.

С криком Люсиль нанесла последний удар – она попала ему в щеку, и нож вошел по самую рукоять. Это Томас успел почувствовать, и, спотыкаясь, отступил от сестры. Он сделал несколько шагов вперед, вырвал нож, хотя от этого стало еще больнее, и без сил опустился в кресло. В глазах у него быстро темнело.

Где-то глубоко-глубоко внутри он услышал колыбельную, которую она пела ему многие годы. Ему вспомнился их ребенок: несчастное больное существо, рожденное в результате извращенного чувства. То, как Энола укачивала малыша. И горькие слезы Люсиль.

Но она не может потерять своего второго ребенка – его самого.

Приюта нет нам на Земле,

Покоя нет нам в Море

Так где же, где, Любовь моя,

Смогу найти тебя?

А потом далекая мелодия превратилась в вальс Шопена, под который они танцевали с Эдит. И появилась свеча, пламя которой колебалось, но так никогда и не погасло.

Ох, Люсиль, Люсиль .

– Я… Со мной все будет хорошо, – пообещал он ей. – Или… Я… Те вещи, которые мы делали… – Он взглянул на сестру, и на секунду ему показалось, что он увидел солнце. Но это была только иллюзия: мертвые головы кружились вокруг головы Люсиль, и, глядя ей в глаза, Томас понял, что перед глазами у него все темнеет. Что же он теперь сможет сделать для Эдит? Как он сможет спасти ее? Он же должен это сделать. Иначе он не сможет жить дальше.

– Сестра, ты убила меня, – пробормотал он.

А потом впереди вспыхнул белый свет, и в нем…

Люсиль прижимала Томаса к себе и вспоминала его совсем маленького и такого испуганного. Она была всего на два года старше и пела ему, аккомпанируя себе на пианино:

Приюта нет нам на Земле,

Покоя нет нам в Море…

Но он не слушал. И не пел вместе с ней.

Потому что он был… Потому что она его…

Его убила Эдит Кушинг , сказала Люсиль сама себе. И внутри у нее произошел взрыв. Лицо изменилось, и глаза засветились глухой яростью. Она схватила нож и поволокла его за собой по полу, на ходу вскрывая вены Дома и заставляя его истекать кровью.

#

Что-то пронеслось по дому, и Эдит в лифте открыла глаза. Вздрогнув, она полностью пришла в себя. Скорее всего, она отключилась, прислонившись к решетке лифта, ожидая возвращения Томаса. Она не представляла себе, сколько времени находится в лифте, но знала, что времени у нее нет. И ей и Алану необходима срочная помощь, если они хотят пережить этот день.

За распахнутой решетчатой дверью лифта, за его изысканно-филигранной защитной решеткой Эдит увидела, как что-то быстро приближается к ней. Ее измученное сердце забилось в надежде. Не сдержавшись, она крикнула:

– Томас?

Но это был не он.

Люсиль с поднятым вверх окровавленным ножом в руках, появилась из полумрака, как дух мщения. Когда их глаза встретились, то Эдит в ужасе отшатнулась: во взгляде Люсиль было обещание жестокой смерти и бесстыдная, дикая гордость.

Да, она его убила! Она сошла с ума.

– Боже мой, Томас…

В отчаянии Эдит захлопнула непрочную дверь кабины лифта и перевела рычаг в нижнее положение.

Ничего не произошло.