Рут Уэйр - Девушка из каюты № 10

Меня переполняло желание закричать, убежать, спрятаться под кроватью и не выбираться оттуда, однако бежать было некуда, по крайней мере до Тронхейма.

Ссутулившись у туалетного столика, я посмотрела в зеркало и увидела свое побелевшее вытянутое лицо. Дело было не только в недостатке сна. От изнеможения под глазами залегли темные круги, но и в самом взгляде было нечто, от чего я замерла, — страх, как у загнанного в нору зверя.

Из коридора донеслось гудение — шла уборка. Сделав глубокий вдох и выпрямившись, я открыла дверь и выглянула в коридор, где шумел пылесос. Ивона, польская горничная, с которой меня познакомили внизу, убирала каюту Бена.

— Извините! — Я постаралась обратить на себя внимание, но Ивона не услышала. Я подошла поближе. — Извините!

Она подскочила и обернулась, держа руку на сердце.

— Простить! — тяжело дыша, пробормотала она, выключив ногой гудящий пылесос. На Ивоне была темно-синяя форма, как и у остальных горничных, лицо с крупными чертами раскраснелось. — Я пугаться.

— Извините… Хотела спросить: вы убирали мою каюту?

— Да, уже убрать. Что-то не так?

— Нет, очень чисто, просто замечательно. Вы случайно не видели там тушь для ресниц?

— Тушь для?.. — непонимающе переспросила Ивона. — Что это?

— Тушь. Такая штука для глаз. — Я сделала вид, будто крашу ресницы, и она догадалась.

— А! Да, знаю, — ответила Ивона и добавила что-то еще — то ли так по-польски называется тушь, то ли она хотела сказать, что выбросила ее в мусорное ведро, — но я все равно усердно закивала.

— Да, да, в розово-зеленом тюбике. Как вот… — Я хотела найти картинку в «Гугле» и достала телефон, однако вай-фай по-прежнему не работал. — Вот черт… ладно. Розово-зеленый. Вы его видели?

— Да, видела вчера, когда убирать.

— А сегодня?

— Нет. — Ивонна покачала головой и нахмурилась. — В ванной не находить?

— Нет.

— Простите. Я не видела. Могу попросить у Карла, стюардесса…э-э…как сказать… купить новая?

Ивона с трудом подбирала слова, вид у нее был взволнованный, и я вдруг представила, как это выглядит со стороны: обезумевшая женщина практически обвиняет горничную в краже туши для ресниц. Покачав головой, я коснулась ее руки.

— Извините. Это не так уж важно. Только не беспокойтесь.

— Нет, важно!

— Нет, честное слово. Я, наверное, сама засунула ее в какой-нибудь карман.

Но я-то знала правду. Тушь исчезла.

Вернувшись в каюту, я заперла дверь, накинула цепочку и подошла к телефону. Нажала ноль и попросила соединить с Нильссоном. Последовало долгое ожидание с фоновой музыкой, после которого женщина — судя по голосу, Камилла Лидман — снова заговорила:

— Мисс Блэклок? Спасибо за ожидание. Соединяю.

Послышался щелчок, затем потрескивание, и раздался низкий мужской голос:

— Да? Йоханн Нильссон, чем могу помочь?

— Тушь пропала, — сразу выдала я.

Нильссон молчал, перебирая записи в своей мысленной картотеке.

— Тушь, — не выдержала я. — Я вчера вам говорила, ее мне дала женщина из десятой каюты. Разве это не доказывает мою правоту?

— Я не пони…

— Кто-то зашел в мою каюту и забрал ее, — произнесла я, стараясь держать себя в руках. Почему-то мне казалось, что если я не буду говорить спокойно и четко, то сорвусь на крик. — Зачем кому-то это делать, если человеку нечего скрывать?

В ответ — долгое молчание.

— Нильссон?

— Я зайду к вам, — наконец сказал он. — Вы у себя в каюте?

— Да.

— Буду минут через десять. Я сейчас с капитаном, приду к вам, как только смогу.

— До свидания, — проговорила я и с грохотом бросила трубку — скорее со зла, а не от страха, хотя не знаю, на кого я больше злилась — на себя или на Нильссона.

Я снова принялась расхаживать по каюте, мысленно прокручивая события прошлой ночи; голову переполняли образы, звуки, страхи. Кто-то воспользовался моим отсутствием, пока я была с Нильссоном, и, покопавшись в вещах, украл единственную улику, которая подтверждала мой рассказ.

У кого есть ключ? У Ивоны? У Карлы? У Джозефа?

В дверь постучали. В коридоре стоял смахивающий на медведя Нильссон, в его позе одновременно чувствовалась агрессия и усталость. Хотя до моих кругов под глазами ему было еще далеко, все-таки они уже наметились.

— Кто-то забрал тушь, — повторила я.

Нильссон кивнул:

— Можно зайти?

Я пропустила его, и Нильссон прошел в каюту.

— Я присяду?

— Прошу вас.

Он сел на диван, а я устроилась напротив, на стуле у туалетного столика. Я ждала, когда он заговорит, а он, видимо, ждал моей реплики или просто пытался подобрать слова. Нильссон сжал переносицу — этот утонченный жест смотрелся так странно при его крупной фигуре.