Елена Арсеньева - Мудрая змея Матильды Кшесинской

– Отлично! – закричала Лиза. – Мы с Танькой обожаем ужастики! Обязательно встреться до нашего приезда с парочкой-троечкой привидений, договорились?

– Договорились, – кивнула Алена и отправилась собирать вещи, чтобы ехать в Мулян.

Мулян – небольшая деревня, можно сказать, деревушка в Бургундии. В семнадцати километрах от нее находится город Тоннер, знаменитый прежде всего тем, что там появился на свет блистательный французский шпион – шевалье Д’Эон, которого звали не то Шарль де Бомон, не то Лия де Бомон. В образе Лии он едва не ввел в грех французского короля Людовика XV, а в образе Шарля соблазнил императрицу Елизавету Петровну, что среди прочего очень способствовало расстройству русско-австрийского и укреплению русско-французского альянса. В Тоннере до сих пор имеется родовое шато Д’Эона, которое может посетить любой желающий. Иногда там устраивают свои гульбища французские трансвеститы, изрядно скандализируя мирных обывателей.

Еще тоннерцы гордятся сооруженным в галло-римские времена неиссякаемым водоемом Фосс Дион, глубину которого невозможно измерить, а также городской больницей XIII века, основанной королевой Маргарит Бургундской. Однако Алена воспринимала этот милый городок лишь как пересадочный пункт на пути к обожаемому Муляну, в котором пережила множество приключений, запечатленных в ее детективах. Уже сегодня вечером она окажется там снова!

Обычно Алена приезжала в Мулян вместе с семейством Детур, уместившись на заднем сиденье автомобиля между Лизой, Таней и горой сумок (путешествовать Детур любили на старинный манер – со чады, домочадцы и всем скарбом). Однако на сей раз нашей героине предстояло добираться самостоятельно. В Туре заболела матушка Мориса, семейство должно было срочно ее навестить и определиться, стоит ли класть старшую мадам Детур в больницу, а между тем в мулянском доме завтра обязательно, всенепременно кто-то должен присутствовать, чтобы совершить сделку с брокантом.

Брокант ( brocante ) – это торговец антиквариатом. Во Франции в это понятие входит самый разнообразный ассортимент – от весьма изысканной посуды, украшений, картин в тяжелых рамах или без оных, старинной мебели и статуэток до сапог и башмаков, стоптанных во времена Столетней войны. Это и ночные горшки, которыми некогда пользовались обитательницы замков на Луаре, и рассохшиеся деревянные ведра, с какими ходила по воду, быть может, сама Николетт, героиня средневековой повести, и до утка́ и основы протертые ковры, и всякая прочая дребедень, которую французы хранят бережно и трогательно, каждому предмету отыскивая место в истории своей фамилии.

Удивительно, что не только произведения искусства, но даже совершенная, не побоимся этого слова, рухлядь рано или поздно находит своего покупателя. Обеспечивают это броканты – те самые антиквары. Они и покупают, и продают – другим антикварам и самым обычным людям. Совершенно не исключено, что эти обычные люди совсем скоро не продадут только что купленную вещь очередному броканту. Вот такой круговорот антиквариата в природе. У каждого торговца имеется склад, куда приезжают покупатели. А еще в Париже и в провинциальных городах как минимум раз в неделю проходят ярмарки антиквариата, которые тоже называются брокантами.

Иногда торговцы везут свой антиквариат на вид-гренье. Эти слова означают «пустой чердак». Вид-гренье – те же броканты, только с бытовым ассортиментом; у нас их назвали бы барахолками. Здесь мирно соседствуют профессиональные антиквары и обыватели, и в душе каждого, само собой, сидит заклятый торговец.

Чего на этих вид-гренье только не встретишь! Велосипеды, запчасти, игрушки, одежда и обувь, постельное белье, скатерти и салфетки, кухонная утварь, столовые приборы, фаянсовая и фарфоровая посуда, разнокалиберная мебель, керосиновые лампы и подсвечники, метлы и совки, медные котелки, чугунные котлы, деревянные лавки и детские стульчики с покосившимися ножками и провалившимися сиденьями, прялки, лоскутные одеяла, старинное ручное кружево, пожелтевшее и истончившееся от времени, кованые решетки и экраны для каминов, подставки для дров, кочерги, какие-то чугунные штуки в форме сердца с деревянными ручками… Все эти ярмарки, броканты и вид-гренье насмешники-французы называют марше-о-пюс , блошиными рынками, или просто пюсами , блохами, и в этом есть немалая доля правды.

Однако мы отвлеклись.

Дело в том, что Маргарит Барон, двоюродная бабушка Мориса Детура, которая жила в Муляне в унаследованном им впоследствии доме, была художницей. Занималась она изобразительным искусством совершенно по Маяковскому, иначе говоря, по принципу «землю попашет, попишет стихи», как писал поэт о крестьянине блаженного будущего. Маргарит Барон, чтобы развеять тоску одинокой жизни (она никогда не была замужем), затеяла писать картины в промежутках между копанием в саду-огороде. Для пейзанки, не имеющей ни особого таланта, ни художественного образования, картины были очень даже недурны, однако Маргарит и в голову никогда не приходило их выставлять или продавать. Морис, впрочем, рассказывал, будто некий ценитель искусств, занесенный в Мулян бурями Второй мировой войны, очень эти картины хвалил, сфотографировал их и поклялся, что со временем заведет в Париже собственный салон и непременно выставит там некоторые особенно удачные полотна. Маргарит Барон он пообещал сделать знаменитой не меньше, чем Берт Моризо [6]. Увы, эту клятву он так и не сдержал, и Маргарит Барон не довелось стать знаменитостью. Она дожила свой век в Муляне, продолжая радовать своим искусством разве что соседей.